М-да, что-то после мимолетного праздничного восьмимартовского потепления опять заметелило, занесло нас снегом и даже ураганом малость потрепало. Никак зима не угомонится. Ни тебе прогулок по набережной, ни за город не выехать. Из дома на работу, с работы домой. Разве что в кинотеатр податься на блокбастер или комедию. А кому по душе классическое искусство – в театр. Тем более что Брестский театр драмы очередной премьерой своих зрителей порадовал – новой постановкой знаменитой пьесы Горького «На дне».

Ну а «Фамильное древо Брестчины» со своей стороны тоже решило, как и год назад, отпраздновать Всемирный день театра, который, как недавно еще любили у нас говорить – всем прогрессивным человечеством, отмечается 27 марта вот уже более полувека. В прошлом году мы рассказали о непростых жизненных и творческих коллизиях четырех актрис, так или иначе связанных с нашим городом – Елене Аросевой, Людмиле Арининой, Александре Завьяловой и Ларисе Борушко.

Публиковали мы материалы и об уроженцах Брестчины  –  актере, исполнителе характерных ролей в театре и кино Илларионе Певцове и  актере, режиссере и драматурге Владиславе Голубке, который первым получил звание Народного артиста БССР еще в 1925 году и, увы, погиб в годы Большого Террора.

Талантов брестская земля порождала и порождает изрядное количество. Конечно, степень дарования разная, и человеческие и душевные качества и особенности у каждого свои. Не всем же быть гениями. Да и театр – это не только их величества актеры и режиссеры. Не только букеты цветов, выходы на «бис», овации и бурные аплодисменты. Театр – живой и сложный организм, нуждающийся в твердом, жестком и требовательном руководителе. Управлять творческим коллективом тоже своего рода искусство. И крылатое изречение про то, что театр начинается с вешалки, мы тоже помним.

Сегодняшний наш рассказ о человеке, посвятившему себя не драматическому театру, а оперному. Причем совместил он музыкальные и артистические дарования с коммерческой сметкой. Что, согласитесь, не такое уж частое явление.

 Из раввинской школы – в консерваторию

Сразу скажем, что Любимов – это сценический псевдоним нашего героя. Настоящее имя – Брантгендлер Владимир Николаевич. Родился в Брест-Литовске в 1855 году (кстати, на рубеже XIX – XX веков в нашем городе существовала меняльная лавка М.Брантгендлера – не родственника ли?). Из сухих и скупых строчек статей во всевозможных энциклопедических словарях можно заключить, что воспитывался мальчик в строгой иудейской семье. Окончил раввинскую школу. А вот что случилось дальше – можно только догадываться. То ли настолько распелся, что и родители уверовали в талант сына, то ли сам, на свой страх и риск, отправился искать счастья в Москву.

И в таланте своем не ошибся – поступил в Московскую консерваторию. Учился пению в классе Джакомо Гальвани и Луиджи Казати. Эти два итальянских музыкальных педагога, приглашенные основателем Московской консерватории Николаем Рубинштейном, воспитали многих мастеров русской оперной сцены – Антоновский, Тютюник, Трезвинский, Власов… Так что в неплохую компанию попал юноша из Брест-Литовска.

 Сам себе хозяин – и голоса, и судьбы

Судя по всему, молодое дарование обладало широким диапазоном голоса – он мог исполнять партии и тенора, и баритона. По окончании консерватории Владимир Любимов решил не прибиваться к какому-то одному оперному театру, а стал разъезжать по городам необъятной империи. Возможно, хотел быть сам хозяином своей судьбы. Выступал в оперных театрах Харькова, Казани, Екатеринбурга, Тифлиса, Одессы, Петербурга. В основном подолгу нигде не задерживался. Разве что на два года в Казани, да по году в Екатеринбурге и Петербурге. Наиболее удавшимися  считаются в его исполнении партии Риголетто в одноименной опере, Жермона в «Травиате» и Радамеса в «Аиде». (Вот же времечко было – ни CD, ни mp3! Увы, не услышать нам арию Риголетто в исполнении нашего земляка).

 Антрепренер

Да, вот так и замечаешь смену эпох. Французское слово «антрепренер» было вытиснуто в XX веке американским – более жестким и энергичным –  «продюсер». По существу же – что антрепренер, что продюсер – фронт работ один и тот же. Устраивать гастроли, заботиться о бытовых условиях актеров труппы и т.д. Ну и, понятное дело, денежку считать.

cms-image-000006201.jpg

Где-то в середине восьмидесятых годов вдобавок к певческому дару наш певец широкого диапазона почувствовал, видимо, и склонность к коммерческой и организаторской деятельности. И надо сказать, что получалось у Владимира Николаевича с размахом и шиком. Он устраивал гастроли своей труппы в Вильно, Москве, Петербурге и Тифлисе. Именно в Тифлисе в его труппе дебютировал и никому неизвестный тогда еще Федор Шаляпин. Но об этом чуть ниже. В 1887 году труппа Любимова выезжала на гастроли в Лондон и Манчестер. В 1888-м – в Берлин. В разные годы в труппах, собранных Любимовым, выступали выдающиеся певцы своего времени – Леонид Собинов, Иоаким Тартаков, Медея Фигнер, Алма Фострём. Конечно, это не «Русские сезоны», которые будет устраивать Сергей Дягилев в Париже, спустя двадцать лет, но ведь и время другое было.

cms-image-000006202.jpg

 Любимов и Шаляпин в 1893 году

Известно, что свою артистическую карьеру шестнадцатилетний Федор Шаляпин начинал в драматической труппе В.Б. Серебрякова. И прежде чем оказаться в Тифлисе, где ему улыбнулась удача, немало пришлось юноше горя мыкать. А удача Федору выпала в лице певца Дмитрия Андреевича Усатова, который взялся обучать пению талантливого юношу, к тому же, видя его бедственное положение, бесплатно. Именно Усатов и предложил Шаляпина и еще одного своего ученика, Агнивцева, в антрепризу Владимира Любимова, который в тот год вел дела с еще одним известным антрепренером того времени Людвиговым-Форкатти. Любимов был, видимо, требовательным человеком и поначалу не очень-то поверил в талант протеже Усатова. И только на повторном прослушивании принял в свою труппу. Вот как описывает этот эпизод в своих воспоминаниях сам Шаляпин:

«В конце лета стали говорить, что зимою в казенном театре будет играть опера Любимова и Форкатти. Я еще не знал ни одной оперы целиком, но все-таки спросил Усатова, не попробовать ли мне поступить на сцену.

– Отчего же нет? Попробуем! Будете и петь, и учиться у меня. Надо только выучить несколько опер. «Русалка» и «Фауст» – это ваши кормильцы, так и знайте! Надо еще выучить «Жизнь за царя».

Я выучил эти три оперы. В один прекрасный день к Усатову явился Любимов слушать Агнивцева и меня. Агнивцев понравился ему, и он заключил с ним контракт по 250 рублей в месяц.

А я не понравился, хотя пел третий акт «Русалки», – то, за что меня хвалили больше всего.

«Далек еще я от того, чтоб играть на сцене», – с грустью подумалось мне.

Но кто-то посоветовал Любимову послушать меня еще раз в любительском кружке. Он послушал, и на этот раз я понравился ему.

– Я могу заплатить вам полтораста рублей в месяц, – предложил он.

«Эко хватил, – подумал я. – Я бы и за половину пошел!»

Заключили контракт . Я стал ходить на репетиции и однажды услыхал, как дирижер Труффи говорил кому-то:

– Какой кароши колос у этот молодой мальшик!

Я страшно обрадовался…».

Тот сезон в Тифлисе они вместе и доработали до конца. А дальше карьера Шаляпина пошла в гору.

К слову сказать, мог Федор Шаляпин, будучи уже знаменитым, выступить и в нашем городе. Однако в ответ на приглашение преподавателей и учеников Брестской русской гимназии прислал доброжелательное письмо, в котором сказал, что не может приехать по причине недомогания. К письму прилагались фотопортрет с дарственной надписью и значительная сумма денег. Этот фотопортрет Шаляпин находился в гимназии на самом почетном месте. К сожалению, в сентябре 1939 года портрет бесследно пропал.

 Последние десятилетие века

Видимо, расцвет концертной деятельности Владимира Николаевича пришелся все-таки на 80-е годы. В 90-е он свои труппы за границу уже не отправлял, все больше гастролировал по периферии. С чем это было связано? С возросшей конкуренцией? С обилием звезд, восходящих в это время на сцене отечественной оперы? Или, может быть, в связи с пошатнувшимся состоянием здоровья?

Последние выступления Владимира Любимова датируются самым началом XX века в Петербурге. Прожил не слишком долгую жизнь, умер в возрасте сорока семи лет в 1902 году и последний приют в своей беспокойной  и полной разъездов жизни обрел на Волковском православном кладбище Петербурга.