Многие годы его жизни были связаны с Брестом, а в последние времена он жил у дочери в Киеве, но неизменно приезжал на день Победы в город над Бугом. В этот раз великую дату мы будем отмечать уже без его живой и доброй улыбки, но с непременным поминанием о нем – в присутствии души, запечатленной в стихах.
В феврале прошлого года Н.Г.Теличко перешагнул рубеж 90-летия, но был еще полон творческих устремлений и замыслов. Автор более десятка поэтических книг, он прошел по жизни, как солдат с полной боевой выкладкой, — без жалоб и нуды. И был прав, сказав о своем поколении воевавших: «Мы еще воплотимся в последние роли \\ и достойно из этого мира уйдем…». Фронтовая закалка в нем сочеталась с интеллигентностью высокой пробы.
В понедельник 21 апреля Николай Григорьевич Теличко будет похоронен на Гарнизонном кладбище города Бреста. Как он сам предрек: «Откажет жизнь. Ей подведут итог \\ в заоблачной коллегии незримой…».
Но нет сомнения, что в той «коллегии незримой» будет слышен победный салют 9 мая, и откроются светлые врата для светлого человека.
Мир его душе и вечная память!
Редакция «Брестского курьера» выражает искренние соболезнования родным и близким Николая Григорьевича Теличко.
И на помин его души публикуем избранные стихи из его творческого наследия.
ВОСЬМОЕ МАЯ
Я видел сон. До фронта. До призыва.
Цветёт хозяйский садик у окна.
В наряде белом вишня или слива
стучит в окно:
«Закончилась война!».
Вчера солдат, направленный комбатом,
бежит в окоп, кричит:
«Конец войне!».
И пушка бьёт. За лесом. Под закатом.
Но вещий сон не зря приснился мне.
Я сам бегу посыльному навстречу,
в объятья попадаю, как в тиски…
Восьмое мая – лучший в жизни вечер.
Победа. Счастье. Вишен лепестки.
СТРОКИ РОДСТВА
Золотое хлебное сумежье,
молодые хвойные леса…
Ближнее родное зарубежье
подает оттуда голоса.
Там и здесь одни и те же птицы
свищут в рощах в солнечные дни,
на полях певают молодицы
там и здесь мелодии одни.
Заплелись одна с другою мовы,
вознеслись в заоблачный эфир,
потому я через лес сосновый
слушаю Оксану Билозир.
А за лесом, братьев не покинув,
утвердясь на радиоволне,
с белорусской песней Евдокимов
ходит по волынской стороне.
И стою я, как завороженный
песнями родства, хотя уже
часовой, солдат вооруженный,
разделяет их на рубеже.
Все же в яви, нам сегодня новой,
я за Припять езжу прямиком.
Что пришло с украинскою мовой,
здесь озвучил русским языком.
Там и здесь одни и те же птицы
свищут в рощах в солнечные дни…
Я уверен, в мире нет границы
для симпатий, песен и родни.
1998
ЖЕНЕ
Вырывал нас из строя бой.
Каждый день были жертвы в роте.
И не встретиться нам с тобой,
если б снайпер залег напротив.
В тот бы день, для нас роковой,
обездоленная войною,
стала б ты солдатской вдовой,
не успев назваться женою.
Кто-то вышел бы из огня.
Ты ему бы женою стала.
Но тебе бы меня, меня
в жизни рядышком не хватало.
1961
ВИНОГРАДНАЯ ГРОЗДЬ
Каску солнце степное нажгло, —
как мираж, за окопом криница,
золотых тополей вереница
по брусчатой дороге в село.
Напоил бы криничный родник,
но к винтовке, наморщив межбробье,
за криницею немец приник.
Он стреляет еще в Поднепровье.
Грозди, срезанной пулею, рад!
Как в окопе меня ненароком
в жаркий день напоил виноград
накопившимся в ягодах соком!
И в окопной по грудь глубине,
для стрельбы, не для братской могилы,
соком ягод, доставшихся мне,
укрепил ослабевшие силы.
Не сгубила степная жара.
В капилляры земли проникая,
влага в сад протекла из Днепра
к винограду ковыльного края.
Даже в трудное время страны
превозмог он в себе для услады
горечь гари, что сеют снаряды,
запах крови сражений войны.
Я в степи в пору зноя без гроз
в размышлениях молодость встретил.
Вихрь сорвал виноградную гроздь –
и вернул меня в год сорок третий.
1974
ПРИСНИЛОСЬ
Сон ужасный: бой рукопашный.
Боль заполнила мою ночь.
Госпитальный мой день вчерашний
мне не может ничем помочь.
Он войдет лишь туда, где пусто.
Не стремится в сны наперед.
Не торопится, потому что
наступает всему черед.
Рухнут старых землянок нары, —
и вчерашний мой день, лишь он
отодвинет войны кошмары
и собою заполнит сон.
1979
У КОСТРА
Котелок с огня за дужку
снял. И гущи кипятка
зачерпнул полнее кружкой.
Горячо. Подул слегка.
Примостился на сезонный
свой туристский инвентарь.
В кружке, к сроку припасенной,
размочил ржаной сухарь.
С этим хлебом ноздреватым
на стоянке снова мне
вспоминать себя солдатом
у костра на той войне.
Так ли, этак воевали.
Подходил замены срок.
После марша на привале
разжигали костерок.
С турпоходом не сравнимо
то блаженство на войне,
когда кашей пышет зримо
котелок твой на огне.
Не хватало только сала…
Память, видимо, не зря
узелок свой развязала,
начиная с сухаря.
С этим хлебом ноздреватым,
как и прежде, снова мне
вспоминать себя солдатом
у костра на той войне.
1985
ВОЛЯ
На кровавом снегу,
В половодье меж льдин
Обстоятельствам трудным перечу:
Я еще поживу!
Мне лишь двадцать один.
Я пойду еще
Счастью навстречу,
Погляжу еще милой
В родные глаза
Возле моря у скал Аю-Дага…
Я последнего слова
Еще не сказал,
Не сделал последнего шага.
Доброхоты
Шинелью снабдили меня,
В сапоги из каптерки обули…
И покажется:
Льдинкой, снежком заслоня,
Жизнь сама
Защищает от пули.
БРЕСТ
За уют, за простор, за привет
полюбил этот город над Бугом.
Он давно, с незапамятных лет,
стал мне домом и другом.
Хвалим улиц его чистоту,
чтим его именные заставы.
Он стоит, как солдат, на посту
у границы печали и славы.
В сорок первом году роковом,
отвергая измены нелепость,
и мечом боевым, и щитом
поднялась на врага его крепость.
Цитадель нерастраченных сил –
лишь таким тебя, город мой, знаю.
У твоих легендарных могил
свою голову тихо склоняю.
***
Откажет жизнь. Ей подведут итог
в заоблачной коллегии незримой.
И за грехи меня осудит Бог,
но быть тебе всегда моей любимой.
И сквозь века, я знаю, сквозь века,
пока полна сиянья неба чаша,
моя любовь, как светлая река,
доставит в вечность имя твое – Саша.
Ответить