Был такой романс в начале прошлого века «Мой милый прапорщик». И была такая пословица: «Курица не птица, прапорщик не офицер». Да и сам этот чин 13-го класса по Табели о рангах присваивался в российской императорской армии только в военное время. И, тем не менее – чин прапорщика был самым массовым в офицерском корпусе. Тысячи прапорщиков геройски полегли на всех фронтах Великой войны вместе со своими бойцами. Честь им и память. Мы же расскажем о судьбах всего трех прапорщиков из сонма младших офицеров царской армии. У некоторых из них армейские пути проходили и через Брестчину.

Ефрейтор в пенсне или божественный зритель

Незадолго перед началом Первой мировой войны в 25-й саперный батальон 6-й саперной бригады Московского военного округа, расквартированной в Старице, что в Тверской губернии, прибыл вольноопределяющийся Сергей Вавилов. Мало кто знал в батальоне, что этот молодой человек в солдатских погонах, окаймленных пестрым кантом, говорящим о его добровольном поступлении на военную службу, блестяще закончил физико-математический факультет Московского университета и уже имел научную степень. Ему бы и дальше шагать по ступеням научной карьеры, а он оставил науку и надел солдатскую гимнастерку. На то были свои причины. Молодой физик, будущий основатель советской школы физической оптики, поступил так в знак протеста против реакционной политики министра просвещения Кассо. Это был поступок! Отказаться от престижной работы на кафедре, от подготовки к профессорской степени… Возможно, друзья и коллеги оценили его шаг, но Сергей-то точно знал, что он выдержал, быть может, самый трудный экзамен в своей жизни – экзамен на гражданскую честь, на мужской характер.

cms-image-000014861.jpg

На военной службе Вавилов проявлял все те же качества, что и в учебе – добросовестность, самодисциплину, трудолюбие и очень скоро его погоны пересекла лычка ефрейтора. Офицеры за глаза называли его «ефрейтор в пенсне». Вавилов и сам понимал, как нелепо выглядит пенсне на носу ефрейтора, и поэтому нацеплял стеклышки лишь в тех случаях, когда писал дневник или письма. Вот таким он и был в саперных войсках – ефрейтором в пенсне и с серебряным значком московского императорского университета на гимнастерке. Положение «вольнопера» избавляло его от нарядов на хозработы, но все остальные солдатские обязанности ложились на его плечи полной мерой: он и мостовые сваи забивал, и рогатки ставил, и колючую проволоку тянул – да мало ли еще каких работ выпадает на долю сапера?! Постигал физику твердого тела не в лабораториях, а на жестокой практике войны. С началом войны батальон был направлен в Польшу под Люблин. Оттуда и начался его кружной боевой путь по городам, местечками и селам Польши, Белоруссии, Литвы, Галиции…

cms-image-000014862.jpg

«Все-таки я – зритель и любуюсь чудной игрой природы. Какая радость погружаться в этот стройный и простой мир. По-прежнему останавливаю свою лошадь среди леса и смотрю, слушаю и немею. Мы – зрители плохие, стараемся найти изнанку декораций и бутафории (наука), но иногда просыпается истинный – божественный зритель. И стоишь очарованный, смотришь и смотришь».

В его походных дневниках множество заметок, достойных пера этнографа, искусствоведа, фенолога, философа… Поражает жадное внимание ко всему – к людям, иконам, архитектуре, природе, литературе. Необычный солдат не расставался с карманным томиком «Фауста» на немецком языке. Все поля его были исписаны заметками, а когда поля кончились, к томику были подшиты в новом переплете две тетрадки по 50 страниц, в которых Вавилов продолжал делать записи. Доктор Фауст был его кумиром. «Вот всю жизнь тянет к одному, лет с восьми, – признавался он самому себе. – Фауст, алхимическая игра с колбами, жидкостями, Леонардо, Джорджоне, Пьетро да Франческо, Дюрер. Через красоту к загадочной символике, науке, философии. Это – органическое, искони с детства…».

cms-image-000014868.jpg

5 июля 1915 года… «По звуку определяю, что бой идет в 30-40 верстах отсюда к югу… Поселился в каком-то пустом доме, видимо, в конторе с телефоном на столе. У помещика прелестный старый дом с колоннами, с высокой польской крышей». И рисунок усадебного дома.

cms-image-000014869.jpg

cms-image-000014870.jpg

«В комнате тихо, только шум в ушах, да часы тикают, да лампа еле светит, и хочется заплакать». Одна фраза, а сколько настроения. И снова рисунок комнаты.

Он писал эпиграммы, сонеты и даже романсы.

«В тяжелом сне поникнул монастырь

И башен замка гордые скелеты,

Не смыла их волна упрямой Леты,

И пощадила окровавленная Стырь».

А еще у ефрейтора Вавилова есть дорогой фотографический аппарат немецкого производства – «Цейс». И он делает им великолепные снимки. Снимает саперные работы, снимает господ офицеров на отдыхе и на рекогносцировке, снимает живые сцены из солдатской жизни, снимает местных жителей, деревни, пейзажи… Прошел век, и теперь каждый из них – уникальный документ времени, свидетельство истории. И Сергей Вавилов дает нам возможность взглянуть на ту неведанную нам войну через видоискатель своей камеры.

cms-image-000014863.jpg

В эфире первой мировой…

По тем временам в состав саперного батальона входила и радиотелеграфная рота или, как тогда было принято говорить, – искровая рота беспроволочного телеграфа. Вот туда-то и тянуло больше всего дипломированного физика, старшего уже унтер-офицера Вавилова. Но попасть туда он смог только после того, как, отбыв положенный срок в нижних чинах, сдал экзамен и был произведен в офицеры. На новенькие погоны прапорщика инженерных войск легли скрещенные молнии – эмблема связистов.

cms-image-000014865.jpg

cms-image-000014864.jpg

Вопреки расхожему мнению о технической отсталости России императорская армия была довольно хорошо оснащена радиооборудованием. К началу Первой мировой в войсках находились17 стационарных, около 100 полевых и свыше 30 легких кавалерийских радиостанций.

По штату военного времени при каждом штабе армии имелось по одной роте с 8 радиостанциями и по одной радиостанции при каждой кавалерийской дивизии. Полевые радиостанции того времени могли обеспечивать связь на 230-250 километров. Однако личный состав этих рот был довольно слабо подготовлен, командование не имело опыта использования радио и плохо представляло его возможности.

Поразительно, но к началу войны и западные армии, будучи богаче русской армии разнообразной техникой, имели ещё меньше радиосредств! Так, в германской армии было всего 40 полевых радиостанций, а в английской — ещё меньше. Пользоваться радиосвязью тоже толком не умели и очень часто передавали важные сообщения открытым текстом, нешифрованно. Например, германский конный корпус фон Морвица в октябре 1914 года во время знаменитого «бега к морю» ежедневно, с немецкой педантичностью, нешифрованно сообщал по радио обо всех своих передвижениях.

cms-image-000014866.jpg

Тем не менее, опыт боевых действий достаточно быстро заставил воюющие стороны оценить достоинства радиосвязи, армии стали настоятельно требовать новые и более совершенные радиоустройства, и промышленность не успевала удовлетворять эти запросы.

Прапорщик Вавилов был назначен в гвардейский радиодивизион Особой армии. Это было крупнейшее воинское объединение, включавшее в себя семь армейских корпусов. По счету она была 13-й, но из суеверных соображений номер ей этот давать не стали, а назвали Особой.

Вот здесь прапорщика с высшим физико-математическим образованием оценили в полной мере, и 23-летний офицер стал помощником командира радиодивизиона по технической части, получил в распоряжение полевую радиостанцию.

cms-image-000014867.jpg

«Станцию опять спрятал под грушу, в желтых полях, страха ради «аэроплански». Порохом пахнет, очень близко живое ощущение войны».

24 июня 1916 года он записал в своем дневнике: «Немножко похоже на дни пребывания в лаборатории… Целый день вожусь у Айзенштейновской станции… Для всех здешних капитанов и полковников радиотелеграф – метафизика, которую приспособили на войне, для меня – физика».

Да, он снова почувствовал себя исследователем, экспериментатором, естествоиспытателем. Работает с тем, что под рукой. Ставит опыт за опытом на зонтичной антенне своей радиостанции. И вот результат – научный трактат «Частота колебаний нагруженной антенны». Этот труд он опубликует вскоре после возвращения с фронта. А пока – «…Сижу в своей каморке, похожей на классическую камеру одиночного заключения, снуют мыши днем и ночью, пахнет какой-то гнилью. Веду слежку, изобретаю всякие фокусы для измерения слышимости… Вот сейчас оборвал дневник и часа два решал всякие тригонометрические задачи, кажется, выходит что-то занятное – возможность определения положения станций без пеленгатора». Так из этого «занятного» возник «Метод определения расположения радиостанции по силе приема ее работы». Не надо быть специалистом, чтобы понять всю практическую важность этого метода на войне.

Честь имею: прапорщик Зворыкин

А где-то неподалеку от радиостанции Вавилова, на той же гродненской земле – под Сморгонью и Молодечно – посылала в эфир донесения другая армейская полевая станция, которой командовал прапорщик Владимир Зворыкин. Возможно, даже были на связи друг с другом. Поразительная схожесть судеб! Оба – из крепких купеческих семей (умели, однако, купцы давать образование своим сыновьям!), оба бывшие студенты-физики (Вавилов – питомец физмата московского университета, Зворыкин – выпускник петербургского технологического института, оба – офицеры Западного фронта, оба с неуемной тягой к научно-исследовательской работе.

cms-image-000014872.jpg

Пока Вавилов изучал антенные поля, Зворыкин собирал радиопередатчик на первых высоковакуумных усилительных лампах, произведенных в России. Помогал ему солдат по имени Константин, родом из глухоманной деревни. Офицер установил приемник у себя дома на кухне и попросил Константина считать в микрофон: «Один, два, три…». Эта вроде бы несложная работа давалась малограмотному солдату с трудом. Владимир Козьмич вспоминал: «Все мои попытки объяснить ему, как действует радио, были безрезультатными, он воспринимал это все как что-то колдовское. В то время как я настраивал приемник, Константин все больше уставал от однообразного счета; ему казалось, что я умышленно заставляю его заниматься ерундой».

Невинная по сути история после октября 17-го года получила драматическое продолжение. Зворыкина, работавшего на заводе Русского общества беспроволочных телеграфов и телефонов, вызвали в революционный трибунал. Бывшему офицеру царской армии такой вызов не сулил ничего хорошего. Выяснилось, на него пожаловался его бывший «ассистент» — тот самый солдат Константин! Он обвинил «барина в издевательском отношении к нижнему чину». За то, что тот часами заставлял его говорить «в дырочку в коробочке». К счастью, среди трибунальцев нашелся сведущий человек. Он поднял жалобщика на смех и заявил, что лично он гордился бы помогать Зворыкину в таком важном деле.

Жаль, что члены трибунала никогда не услышали фразу, которуюпроизнес один американский ученый много лет спустя: «Открытия этого человека значат для истории не меньше, чем высадка человека на Луну». Речь шла об изобретении Зворыкиным кинескопа, открывшего для человечества эру телевидения. А ведь запросто могли пустить в расход.

Еще одно сближение судеб: в самом конце войны прапорщик Вавилов попал в немецкий плен, но пробыл там недолго – бежал, бежать помогло прекрасное знание немецкого языка. Прапорщик Зворыкин тоже бежал – бежал из красного Питера, от новых властителей жизни. В Омске, в столице белой Сибири, он занимался оборудованием радиостанций, работал с зарубежными поставщиками, ездил в командировки. В Екатеринбурге Зворыкина чуть не расстреляли за то, что тот собирался искать радиодетали на территории, занятой Красной Армией, лишь вмешательство адмирала Колчака спасло ему жизнь.

На этом пути двух незаурядных прапорщиков расходятся. Сергей Вавилов, вернувшись с фронта в Москву, ушел с головой в науку. Владимир Козьмич Зворыкин эмигрировал в Америку и претворил там в жизнь свое главное изобретение – «иконоскоп», сердце телевизионного приемника. Но это уже другая история. Здесь же уместно упомянуть имя его однокашника по петербургской техноложке и военной судьбе – о прапорщике Александре Шаргее, более известном как Юрий Кондратюк.

Воевать ему пришлось на Турецком фронте, и точно так же, как Вавилов и Зворыкин, не расставался он со своей записной книжкой, испещренной замысловатыми чертежами космических трасс, с траекторией будущего полета на Луну! Его брошюра «Завоевание космического пространства» с тех давних лет и до сих пор будоражит умы первопроходцев. Американский ученый доктор Лоу после благополучного путешествия к Луне «Аполлона-11» сказал: «…мы разыскали маленькую неприметную книжечку, изданную в России сразу после революции. Автор ее Юрий Кондратюк обосновал и рассчитал энергетическую выгодность посадки на Луну по схеме: «полет на орбиту Луны – старт на Луну с орбиты – возвращение на орбиту и стыковка с основным кораблем – полет на Землю…».

cms-image-000014873.jpg

Имена на карте Луны

А что же старший брат Сергея Вавилова – Николай? Его в армию не взяли – повредил в детстве глаз. Но все же и он поспособствовал русской армии, которая вела боевые действия на турецком фронте. Странная желудочная болезнь выводила солдат из строя целыми ротами. В 1916 году Николая привлекли к расследованию причин заболевания в качестве консультанта. И он после кропотливых опытов нашел причину массового заболевания. Виной всему оказалась местная мука. В нее попадали частицы семян плевела опьяняющего (Lolium temulentum), а с ним гриб Stromatinia temulenta, который вырабатывает алкалоид темулин — вещество, способное вызвать серьёзное отравление с возможным летальным исходом. После его доклада войскам категорически запретили употреблять местные продукты, а муку стали завозить из России. Эпидемия желудочно-кишечных заболеваний была остановлена.

cms-image-000014871.jpg

Вавилов же, получив у военного руководства разрешение на проведение экспедиции, отправился вглубь Ирана, где занимался исследованием и сбором образцов злаков. После экспедиции молодой учёный пришёл к выводу, что иммунитет растений зависит от условий среды, в которой изначально формировался данный вид. «Во время иранской экспедиции у Вавилова зародились мысли о закономерности наследственной изменчивости. Вавилов проследил изменения видов ржи и пшеницы от Ирана до Памира. Он заметил характерные сходные изменения у видов обоих родов, что натолкнуло его на мысль о существовании закономерности в изменчивости родственных видов». Экспедиция во глубине чужой и не очень дружественной страны, где дороги и перевалы контролируют вооруженные племена – дело опасное, сродни боевым действиям. Но Господь миловал и от пули курда, и от янычарского кинжала…

Дальнейшая судьба Николая Ивановича Вавилова хорошо известна: ботаник, селекционер, генетик с мировым именем, президент ВАСХНИЛ, профессор, академик, Ленинские премии и… арест в 1940 по доносу завистника, смертный приговор, замененный на 20 лет лагерей, и смерть в саратовской тюрьме в начале 1943 года. Сергей пытался спасти старшего брата, добился приема у Молотова и даже у самого Берии, но все было тщетно. Теперь он жил и служил Отечеству, стиснув зубы. Не радовало его ни избрание его президентом Академии наук СССР, ни новые почетные звания, ордена… Ценой невероятных усилий ему удалось предотвратить идеологический погром в физической науке, какой был устроен на печально знаменитой сессии ВАСХНИЛ в 1948 году.

Гибель Николая ударила смертельным рикошетом и по жизни младшего брата. Не выдержало сердце — инфаркта миокарда. Случилось это 25 января 1951 года почти в день смерти Николая, о котором он не забывал ни на минуту.

На исходе жизни он все чаще вспоминал то время, когда носил офицерские погоны с одной звездочкой. В его военных дневниках сохранилась провидческая запись о том, что когда-нибудь он будет почитать за счастье свою нынешнюю службу, освободившую его от житейских хлопот, от забот о завтрашнем дне, благостную в своем неведении грядущих бед и испытаний.

В честь него был назван кратер на Луне, несколько научных судов, выпущены почтовые марки, поставлены монументы и мемориальные доски… Но самым лучшим памятником ему стал небольшой фотоальбом «Смотрю на войну», выпущенный его соратниками к его 120-летию и сразу ставший библиографической редкостью в силу крошечного тиража. В альбоме – дневниковые записи, стихи, рисунки и фотографии прапорщика Вавилова, сделанные на фронтах первой мировой. Бывают посмертные маски лица. А это – прижизненный слепок души Сергея Ивановича Вавилова.

cms-image-000014874.jpg

И чтобы там ни говорили о прапорщиках, но три объекта на карте Луны названы именами младших офицеров русской армии – прапорщиков Сергея Вавилова, Владимира Зворыкина и Юрия Кондратюка.

cms-image-000014875.jpg

Об авторе

Николай Андреевич Черкашин (р. 1946) — советский и российский журналист и писатель-маринист, автор исторических расследований, советский офицер-подводник. Родился 25 ноября 1946 года в городе Волковыск Беларуси, с ранних лет также был связан с Брестом. Окончил философский факультет и аспирантуру МГУ имени М. В. Ломоносова по специальности «история русской философии». Служил на Северном флоте на 4-й эскадре подводных лодок — самом крупном в мире соединении подводных лодок. Участвовал в дальних морских походах в Атлантическом океане и Средиземном море. Автор многих книг.