Опять – сорок пять…

— Скажите, пожалуйста, а визу в Польшу купить реально? —

зацепил меня на вокзале, видимо, приметив увесистый фотоаппарат, смуглый пожилой мужчина с акцентом.

— Да, это стоит 60 евро, но должно быть обоснование, куда и зачем отправляетесь, документы, приглашения и, если обращаетесь в консульское учреждение здесь, то, наверное, местная прописка. Но если хотите узнать точнее, то у нас есть визовый центр, задайте вопросы там.

— А мне сказали, что если я дам 850 евро, мне дадут визу. Это может быть похожим на правду?

— Не берусь судить, но точно знаю, что в официальных консульских учреждениях, турфирмах и визовом центре таких цен нет и быть не может. Скорее всего, это попытка теневого бизнеса, или вас просто хотят обмануть и выудить у вас деньги. Задумайтесь.

— Мне надоело уже ездить туда-сюда. Пять раз был на той стороне. Еле живой сижу.

— Я наслышана, многие ваши соотечественники по тридцать раз на ту сторону реки ездят.

— А сорок пять не хотите? Даже не разговаривают. Принимают состав и разворачивают всех назад. Ночевали в каких-то казематах, хоспис, что ли? Коридоры длинные, темно, по шесть кроватей на обе стороны. Туалет один на всех. Брр…

— У нас еще есть такие условия?

— Да, были, больше я туда не пойду. Лучше в гостиницу отправлюсь, пока деньги есть еще.

— Зачем вы едете на Запад?

— У меня детки там. Все шестеро. И жена. Я к ним хочу. У меня двое в Германии. Двое в Швеции. Двое в Украине. Они раньше уехали. Плохо совсем у нас. Чечня у нас поделена на две части. Одна, где правительство и родственники их, — богатая и закрытая. Там словно своя страна. Другая часть – это мы, люди. Нас большинство. Работы нет. Если она появляется, то зарплаты мизерные. Либо турки приезжают на заработки и последние ниши забивают. Я водителем автобуса работал, зарплата все меньше и меньше, а жизнь короче и короче. Я думал дом сохранить. Нет. Не хочу больше. Всё продал и уехал. Может, повезет на другом конце земли, где заживу достойно.

Там – как в сказке

— Почему уезжаете? — продолжаю я интересоваться судьбой людей  в поезде.

— Был у нас магазин на окраине Грозного, — отвечает мне женщина примерно шестидесяти лет. — Неплохие доходы. Когда муж пропал без вести, я долгое время не могла прийти в себя. У нас без мужчины никак. Осталась вести дела одна. Оказалось, надо платить помимо налогов дань нашему рэкету. Суммы назывались немалые. Я потихоньку свернула бизнес, но ко мне стали приходить за поборами прямо домой, по ночам. Засыпать боялась, ожидая этого стука в окно. Измучилась и отчаялась. Потому и бросила все это хозяйство. Вы знаете, не хочу об этом говорить. Больно. Вот еду в надежде, что увижу еще на старые годы тихую спокойную жизнь.

— Как в Беларуси? – задаю вопрос.

— Нет, дети уже давно в Германии. Я к ним хочу. Говорят, там – как в сказке.

— На пособие рассчитываете?

— Нет, пойду работать. Куда угодно – хоть домработницой или посудомойкой. Сил еще много осталось.

Удачи тебе, Руслан!

Напротив меня сидит молодой человек с ноутбуком в руках.

— Ты тоже «на ту сторону?» — завожу с ним разговор. Узнаю имя: Руслан.

— Один?

— Да. У меня отец погиб, мама под Грозным совсем одна. Я студент, программист, меня обязательно примут в Европу, я верю, что смогу помочь ей…

— Ты уже был в Тересполе?

— Да, спросили: зачем? Так и сказал, что хочу лучшей жизни. Сразу  дали подписать бумагу на возвращение.

— Ты сказал бы, что пользу принести хочешь Евросоюзу, ну там питаешь надежду получить образование, работать на благо общества, много зарабатывать, налоги платить.

— Я совершенно растерялся, что писать, что говорить. Все спешат, обстановка нервная. Как, вы говорите, отвечать им лучше?..

Прошло несколько недель. Мне позвонили с польского номера: «Здравствуйте, это Руслан. Спасибо вам большое, приняли меня тогда. В Бялой Подляске я. Есть надежда забрать в Польшу и мою маму. Есть возможность учить язык и новую профессию. Все неплохо. Как дальше будет, сообщу. Спасибо вам большое, всего доброго», — явно экономя деньги на счету, делился своей радостью молодой человек.

Пусть удастся его судьба, каждый человек заслуживает права быть счастливым.

Последний эпизод

В купе было тесно от сумок и чемоданов. Поверх поклаж расположились детки разного возраста. Видно, что измучены переездами, капризничают, почти засыпают. Отец строго с ними общается короткими фразами. Маме на вид не более двадцати лет, но все четверо малышей называют молодую женщину мамой. По-русски молодые не говорят, но «мама» звучит разборчиво. С ними сухонькая бабушка. Как и все чеченские женщины – в платке. Стонет и держится за голову.

— Может, вам дать таблетку? — спрашиваю я.

— Ой, вы знаете, у меня такое давление, я волнуюсь. Мы уже в пятый раз туда едем. В пятый раз и все: выйдут к нам, бумаги дадут заполнить. Что-то объяснят и назад отправляют. Так и ездим, как лошади по кругу. В Бресте сидим уже две недели. Все деньги развели. Дети поболели от этих коридоров и поездов. А у меня брат в Брестской крепости захоронен. Служил здесь в 41-м году.

— Были вы у него на могиле?

— Нет, что ты, мы здесь не с той задачей, нам бы живыми самим до Евросоюза доехать.

— Скажите фамилию вашего брата, я зажгу у плиты лампадку поминальную.

В этот момент молодой бородатый отец семейства подхватывается со своего места, бросает мне в лицо фразу на своем языке, из которой я только и уловила слово, похожее на «джихад».

«Цыц», — зашипела на мужчину мама.

—Вы уж извините, у нас свечи не зажигают. Он горячий, тоже нервничает, вот и сорвался.

До конца пути я сидела молча, переваривая в мозгу всю ситуацию, которая приключилась.

Вооруженные пограничники из Евросоюза приняли гостей, провожая их отдельным коридором. Может, повезет в этот раз?..

Ирина ШЕПЕЛЕВИЧ (фото автора)