Николай Александров, «Брестский курьер». 23.02.2018 г.

О своей армейской службе. Продолжение. См. Часть 1.

Фотографию обгрыз сын прорезавшимися зубами. Нормально. Свидетельство времени…

5 декабря 1978 г.

Ростов произвел приятное впечатление на меня. Видел я его вечером, но тем не менее по сравнению с Таганрогом он показался мне Сан-Франциско. Есть в нем основательность и опрятность, есть особость. Думаю, что я с ним подружусь.

Новые условия жизни у меня сейчас гораздо лучше прежних, таганрогских. Казарма чище и домашнее, пища вкуснее, быт благоустроеннее. Меня еще никуда не определили, поэтому я нахожусь в стороне от общих дел и занятий. Какова будет моя работа — выяснится завтра-послезавтра.

Здесь работает библиотека, сегодня я уже заглянул в нее. Заведует ею милая старушка. Читать есть чего; стоит даже словарь Даля, собрание Бунина имеется и т.д. Жаль, нет «Литературной газеты», «Лит.России» и некоторых толстых журналов.

8 декабря

Здесь установился хороший декабрь — со снегом, с кружевами инея, с утренним хрустом и рассветным пурпуром. Такая погода мне по душе — я ведь северянин.

Появился у меня здесь и круг общения. Коротаю время с художниками в их оформительской комнате. Ребята умные, мои ровесники, с высшим техническим образованием. На днях приехали два филолога, окончившие Кемеровский университет. Я с ними погутарил — думаю, что подружусь. Видишь, в этом смысле я не одинок.

17 декабря

Сегодня в армии, вернее, у ее части — у «стариков», нечто вроде праздника — сто дней до приказа о «дембеле». Среди ночи раздался пьяный крик: «Подъем!» Затем последовал вопрос: «А ну-ка, кто знает, сколько дедушкам осталось ждать приказа? Дружно, хором! Кому не ясно? Научить?..» Раздался нестройный сонный крик: «Сто-о-о дней!» — «Дружнее!» — «Сто дней!!» — «Вот так, правильно, молодцы.» Ну и так далее.

…За окном у нас зашумело, зашуршало, застрекотало — дождь пошел. Все никак не могу привыкнуть к такому декабрю. И даже не верится, что через две недели — Новый год.

P.S. Если можешь, вышли мне кусок белой материи на подворотнички.

18 декабря

Для писем нет расстояния и времени, они как-то их скрадывают. К тебе среди бела дня приносят конверт, ты его вскрываешь — а там Ростов, ветреный вечер, потемки пяти- или семидневной давности, влажные стекла в окнах. И не сразу сообразишь, что это — пять-семь дней назад — так давно. У Тютчева, помнишь? — «Кто смеет молвить до свиданья // Чрез бездну двух или трех дней?» Вот именно, что чрез бездну.

20 декабря

Об эллинизме. Статью эту (Мандельштама) перепечатала нам Маша Кость во время (в период) гос.экзаменов. «Эллинизм — это всякая печка, около которой сидит человек и ценит ее тепло, как родственное его внутреннему теплу». Я очень хорошо помню эти строки и статью в общем, и когда-то принял это на вооружение. Помнишь, я тебе когда-то читал «Избяные песни» Клюева? («Вселися в ны и обожи», — медвежья умная молитва…»; «Умерла мама. Умер ухват и подойник…»). Там эллинизм в его натуральном виде. А вот у Николая Тряпкина:

Я свято чту фамильное родство

И души предков грею у печурки,

И сам творю для сердца своего

Семейный миф, и с ним играю в жмурки.

И говорю: да будет всё во всём,

И ты во мне, и я в тебе, как дома.

И потому в пристанище моем

Всегда готова свежая солома.

Не правда ли, очень похоже на цитированные мандельштамовские строки?

В чтении «Будденброков» дошел до главы, где маленький Ганно обучается музыке и играет с матерью свою маленькую пьеску. Прекрасные, чудные страницы!

22 декабря

До Нового года — рукой подать, совсем ничего осталось. Правда, у нас приближение праздника совсем не чувствуется. Там, в городе Ростове, уже начинается, наверное, предпраздничная суета, толкотня; несут ёлки, бутылки, авоськи с продуктами для новогоднего застолья; витрины магазинов и прочих заведений украшены кто во что горазд; а где-нибудь на центральной площади ставят семиметровую, потрепанную при перевозке из подмерзших лесов, ель.

В Ростове опять установилась хорошая зимняя погода — солнце и мороз, но снега нет, растаял в прошлый раз, только слегка земля прибелена порошей. Дай Бог, чтобы так простояло до Нового года.

23 декабря

Люба, пятнадцать минут до обязательного фильма — «Трактир на Пятницкой» — что успею написать? Завтра воскресенье, свободный день. Буду дочитывать «Будденброков», писать письма с поздравлениями, ну и так далее. День пройдет быстро и неуследимо, как проходят здесь воскресенья.

Вот, дневальный уже подает команду: «Всем спуститься в клуб!» Спускаюсь.

…Продолжаю на следующий день, в пятом часу вечера. Как и ожидалось, день прошел быстро. Расскажу, что было.

Утром, после завтрака с двумя воскресными яйцами — клуб, выступление хора старых большевиков. Милейшие старички и старушки пели революционные песни. Одна из старушек, нет, даже две — произвели на меня большое впечатление. И будь они лет на сорок помоложе или я лет на пятьдесят старше, то кто знает, чем бы всё кончилось… Интересно было бы послушать, что этот хор поет за домашним столом, дернув рюмку-другую. Неужели «Варшавянку»? Из непарадных песен хор исполнил только одну — «Ты ж меня пидманула…» — она смотрелась сиротою. Но как оживились и посветлели старые большевички, как заулыбались, когда пели: «Я ж тебе, я ж тебе пидманула…» Прелесть да и только!

25 декабря, утром

У нас тут сегодня — туманно-зимняя погода. Метров за пятьсот уже ничего не видно. У деревьев стволы темные, а тонкие ветви — цвета старого серебра, в инее, чуть коричневатые. Земля и трава все так же без снега, но прибелены инеем. Небо — ровного бледного цвета.

Семьдесят девятый год — ровно через неделю, в следующий понедельник.

В части нашей начинается какое-то подготовительное шевеление. Интересно, как здесь будет проходить торжество. Как только загремят куранты, я выпью за тебя то, что нам нальют в кружку — лимонад? кисель? морс? Постарайся услыхать, как моя железная кружка звякнет в твою честь.

Я в Ростове уже почти месяц прожил, а Ростова еще и не видал. С товарищами по службе свыкся, стерпелся. Основной регулятор отношений — «стариковство», кулак и глотка. Это «стариковство» (у нас оно менее развито, чем в других частях) — бич армии и, может быть, ее древняя привычка. В таком виде, каком я его знаю, оно вреда приносит гораздо больше, чем пользы.

5 января 1979

Новый год прошел буднично, в унынии и дремоте. Торжества не было. В ноль часов десять минут уложили спать. Даже «Голубой огонек» не удалось посмотреть. Такие дела.

8 января

У нас мороз — 21-22 гр. Холодновато.

Читаю Лескова, роман-хронику «Соборяне». Наслаждаюсь. Что за ум своеобычный, что за язык!

По службе своей стал во взводе своем кем-то вроде политрука. Временами откровенно бездельничаю. Ты спрашиваешь, много ли свободы в обычный день. Когда как. Но в общем-то с 8 утра до 5 вечера — работа, остальное время до отбоя почти свободно.

Не сердись, на сегодня заканчиваю. Надо успеть подшить подворотничок, пока не началась программа «Время». Уже половина девятого.

10 января

Я сегодня опять в наряде — патруль по городу. Сейчас семь часов утра, казарма строится на утренний осмотр, по радио звучат последние известия. Привычная обстановка. «Первая шеренга, шаг вперед, шагом арш! Расстегнуть подворотнички на две верхних пуговицы!» И так далее.

Погода у нас помягчела. Как по заказу — для моего патрулирования по улицам. Наверное, опять придет тепло и снег сойдет.

Все мысли мои и помыслы — с вами. Даже муза не появляется, не тревожит.

10 января

Имя, данное сыну, всячески одобряю. Не подумай, что лукавлю. Это простое имя дано ему самим календарем, а что может быть лучше и крепче. Вот, посмотри, что я у Лескова в «Соборянах» нашел: «Имя человеческое не пустой совсем звук: певец «Одиссеи» недаром сказал, что «в минуту рождения каждый имя свое в сладостный дар получает».

Пишу это письмо в Ленкомнате. Бубнит телевизор, бубнят сзади, бубнят в коридоре, поэтому мысли разбегаются и трудно писать. Что позабуду, напишу завтра-послезавтра.

13 января

На дворе у нас сегодня влажно, туман съедает снег, вороны покаркивают. От этого тумана и в голове у меня путаница и туман. Нет, такой климат для меня тяжел. Приходится прилагать усилия, чтобы быть в бодрой рабочей форме. Уж лучше бы мороз градусов за тридцать. Каждый человек приспособлен к определенной географии, в которой обитали целые поколения его предков. Я все это опробовал на своей крови. В тундре нарьянмарской гнус на меня никак не действовал, потому что я родился и вырос в комариных краях. Здесь же, на юге, любая царапина на пальцах у меня долго гноится и не желает заживать. Ну да Бог с ним, с климатом. В конце концов человек ко всему может привыкнуть и притерпеться.

Из окна моего КТП (контрольно-технический пункт) видно, как по двору перед гаражами бродят грузные набрякшие вороны с металлическими клювами. Кусок земли, окруженный асфальтом, на нем деревья, кто куда наклоненные, полусъеденные острова грязного снега — и вороны. Вот тебе картинка, которую я вижу. Да, всё это заткано влажным туманом.

Каждую среду, субботу и воскресенье нас пичкают кинофильмами, в основном ширпотребом. В воскресенье даже два фильма показывают — в обед и вечером. Хочешь не хочешь, а смотри. Приятными исключениями из ширпотреба были «Белый Бим черное ухо» и «Мой ласковый и нежный зверь».

18 января

У нас дуют ветра. Погода не слишком-то радостная и приятная. Ветра навевают хандру. Днем иногда слышу карк ворон, любезных мне птиц — их карканье напоминает мне спокойную среднерусскую зиму и почему-то захолустный монастырь — да-да, монахов в черных скуфейках, белые невысокие стены, полусвет-полутьму зимних дней, снег. Это не начитанное мною, не подхваченное откуда-то, а живущее во мне еще с детских лет.

21 января, воскресенье

Что за курва эта почта! Сегодня только получил твое письмо, писанное одиннадцатого числа. Где оно шлялось целых десять дней? Туда десять дней, обратно десять дней — разница общая получается двадцать дней. Мы на двадцать дней расходимся во времени. От этого одни недоумения…

Ночью дежурил дневальным в АТВ (автотранспортном взводе). Где-то в час пошел снег — сначала мелкий, затем покрупнее. К утру он выпал сантиметра на три-четыре. Вроде бы — благо природы, снег, а ребят наших он поднял в пять утра — надо было чистить машинами аэродром. Представляю, каким звучным матом была покрыта эта благодать небесная…

5 февраля

Солдатская служба моя бредет неторопливо и спокойно, как умная кляча. Понапрасну пыл не расходует, не брыкается — а воз катится-таки куда ему положено.

Ты извини, что письма у меня иногда получаются скроенными из лоскутков. Жизнь у меня сейчас стоячая, течения нет (кроме плавного течения времени), оттого и стиль писем такой.

Полегоньку-потихоньку читаю собрание Лескова, дочитываю «Дата Туташхиа» Амирэджиби в «Дружбе народов». Лескова читаю медленно, с душевным удовольствием, с осмыслением и вчувствованием. На очереди — собрания Аксакова, Мельникова-Печерского и др.

8 февраля

Мимоходом, но точное и полное описание ваших каждодневных дел живо вводит меня в курс вашей (нашей!) домашней жизни, — творимой вами с Ромкою обоюдной семейной нашей Библии. Мое участие в ней сейчас слишком мало (ударение на последний слог), но, видимо, всему свой час. Не своею волей нас разнесло на такие расстояния — в этом, должно быть, и заключается суть нашей судьбы — всё испытать на живом примере, через простые и поучительные образцы жизни.

Прости мне мои философствования — мне сейчас только и остается философствовать — читай: бездельничать. Как бы мне научиться все свои мысли — «благие мысли и порывы» — связывать с обыкновеннейшим обиходом, бытом, трудом? Хотя — утешу себя словами Пушкина — «слова поэта суть его дела». Остается только убедить себя в поэтическом призвании. А вот это чертовски трудно.

Завтра буду смотреть первый матч наших хоккеистов с канадскими профессиональными звездами, ожидаю удовольствие себе большое.

13 февраля

Сейчас 5 часов вечера, скоро пойдем из автопарка в казарму.

Откуда-то прилетела и кружится над деревьями огромная воронья стая. Покаркали, поголосили — часть расселась на верхушки, остальные поплыли дальше.

Погода сейчас, к вечеру, натурально весенняя. Воздух благораствореннейший (эпитет Лескова), мягкий, пряный, при котором снег не тает, а словно растворяется в воздухе, испаряясь.

Сегодня ночью приснилась моя вологодская деревня, вернее, кусочек суши, который уцелел после ее затопления. Там стоял каменный дом, белый, которого сейчас уже нет. Так вот, мне приснилось, что его восстанавливают, отстраивая заново; дом стоит в лесах строительных и его обшивают досками. Со мною матушка моя. Я показываю ей: через канал протянут какой-то причудливый мост, которого прежде не бывало. Мост, дом — и больше ничего. Сон живой, радостный. К чему бы он, а? Ты не знаешь?

17 февраля

Февраль проходит незаметно — дней через десять весна начнется. Нас напоследок навестили холода, вот уже почти неделю морозец стоит, но снега нет, погода ясная, с ветром.

В настроении моем нет унылости, но и беззаботной веселости тоже нет — спокойная сосредоточенность, устойчивость. Такой образ жизни может развить философические наклонности, что, в общем-то, и происходит со мной.

Я тебе писал или нет, что где-то с конца апреля — начала мая я буду жить и работать совсем один (тьфу-тьфу, боюсь сглазить это свое мечтание) и условия работы у меня будут почти как у Толстого в Ясной Поляне — пруд, сад фруктовый, природа пригородная? Ближайшее соседство километра за два — поселок, где живут одни армяне-переселенцы, зарабатывающие себе деньгу сельхозтрудом в поте лица — выращиванием лука. Мечтание мое называется летний офицерский профилакторий, который меня поставят сторожить и заниматься литературным трудом во славу Вооруженных сил.

Вот тебе очередная порция рифм:

Спит казарма. Не буди

Спящего! Ему приснится

То, что будет впереди,

Что в судьбу к нему стучится.

Спит в пророческом бреду

Служба — стриженые дети…

Я названья не найду,

Чтобы выразить все эти

В полуяви-полусне,

Беспокойные, глухие,

Вздохи, вскрики в тишине,

Бормотанье ностальгии…

20 февраля

Пишу поздней ночью — нахожусь в автопарке, дневальным (точнее было бы – ночевальным). Дежурный по парку, любимец солдат, прапорщик Цыганенко — на свое дежурство принес магнитофон. Сейчас поют цыгане-эмигранты. Этих записей я прежде не слышал. Цыганенко сейчас лежит на топчане, похрапывает, а я наслаждаюсь нашим «эстрадным декадансом».

24 февраля

Получил вчера вашу посылку — как раз в праздник, утром. Домашние деликатесы, варенье, грибы, конфеты — блеск! Спасибо и за денежку.

Праздник отметили вчера сначала митингом, а затем выездом в цирк. Были мишки, клоуны, акробаты, то есть все, что нужно для цирка. Мишки плясали, акробаты прыгали друг на друга, клоуны теряли штаны и стреляли из пистолета. Слава Богу, хищников не было. Я цирк не очень-то люблю, особенно периферийный. Но на безрыбье…

До весны — четыре дня, а у нас что-то весною и не пахнет: снег мелкий сыпался весь день, пасмурно, ветерок поддувал.

Сейчас вечер субботы. До обеда работали возле аэродрома, разрежали лесопосадки и грузили сушняк и вырубки в самосвалы. Время после обеда прошло незаметно — помылся в душе, постирал брюки-галифе, то да се — и до ужина (в 19.00) полчаса остается.

Продолжение будет