Николай Александров, Брест, 23.02.2018
В день 23 февраля хочется вспомнить о своей армейской службе. Призвался я уже после окончания Литинститута, где не было военной кафедры. Из Таганрога, где проходил учебку, затем из Ростова-на-Дону, где в ВВС служил в подразделении аэродромного обслуживания, чуть ли не ежедневно писал письма в Брест своей супруге, из которых сложился определенный дневник. Предлагаю его вам для прочтения – фрагментарно, с сокращениями многих личных моментов.
Перед отбытием в армию
28 октября 1978 года
Дорога оказалась долгой. Сегодня воскресенье, 4 часа дня, а мы еще только в Харькове. Перед этим в Киеве пробыли с раннего утра до полуночи. Чтобы рекруты не шибко тосковали, нас провезли по городу в экскурсионных автобусах (и по Киеву, и по Харькову). В Киеве более всего понравился в музее Печерской лавры след собаки XI века, оставленный ею в каком-то строительном материале. След ничуть не отличается от нынешних собачьих, но его «исторический смысл» для меня оказался чуть ли не важнее самой лавры. В Харькове же гид (баба-гидша) рассказала, что у них в кукольном театре есть хор канареек, который поет «Камаринскую», а сейчас репетирует «Интернационал».
В Таганроге будем завтра, в понедельник. Вот завтра-послезавтра будет поспокойнее — всё и опишу более обстоятельно.
1 ноября
Пишу между делом, поэтому на таком клочке. Уже третий день я здесь, и все три дня в хлопотах: экипировка, подгонка формы, пришивание погон и петличек, ходьба строем и т.д. и т.п. Делов не так уж и много, но как-то не находится минуты одинокой, чтобы сесть и написать письмо. Видимо, это только первые дни так.
Постепенно привыкаю к армейской жизни. Чёрт не так страшен, как его малюют. Вскакиваю в 6.00, как миленький, и даже один из первых одеваюсь за 45 секунд.
В армии странный и забавный уклад: всё регламентировано по миллиметрам и по секундам. Даже завязки на шапке должны быть завязаны так, а не иначе, т.е. чтобы не было видно петелек.
Кстати, все эти экскурсии, чаепития и обеды в дороге совершались за наш счет, поэтому я еще должен лейтенанту 5 рублей. Пока я здесь, в Таганроге, ты сможешь их прислать? Больше не надо, только пять рублей.
Часть наша располагается не в самом Таганроге, а за его окраиною. Километрах в двух от нас — море, но его не видно. Вокруг нас — лесок и поля. Чистый воздух, тихо — только иногда буханье сапог по асфальту да команды и окрики командиров.
Погода здесь — загляденье. Тепло, мягко, солнечно. По утрам — морозец. Ночью сегодня выпало немного снега, а утром его прихватило холодком, и когда взошло солнце, красота была святочная. Сейчас уже этот снег тает, капает.
3 ноября
У нас тут похолодало. Но в двойном нательном белье не холодно, хотя большую часть дня приходится проводить на улице. Иногда даже и шинель скинешь — жарко становится.
Кстати, размышлению здесь нет условий. Какие идеи и образы придут в голову, когда сидишь, как шиш, на табурете, а вокруг — железные кровати, и всё — стандарт, одинаковость, точность? Но — Полежаев был солдатом, Шевченко был солдатом, Достоевский… А Баратынский, Есенин, Хлебников?.. Да мало ли умных голов прошло армейскую службу?..
5 ноября
Пишу тебе за пятнадцать минут до ужина и боюсь, что мою разбежку оборвет звонок на построение. Писал ли я тебе, что все передвижения (кроме — в туалет) мы совершаем строем, четко отбивая шаг? У меня после недели шагистики появилось даже желание сочинить строевую песню вроде «Соловей, соловей, пташечка». Я сейчас — послушный винтик в механизме. Если я шагну не с той ноги, механизм выйдет из строя. Поэтому я шагаю, ем, сплю без запинки — моему смирению нет границ.
Всё. Звонят. Бегу, целуя тебя.
15 ноября
У нас тут подкатывает за минус температура. Спать тепло, жить холодно. Постепенно становлюсь неприхотливым растением, привыкаю к трудностям и лишениям. Не бойся, не мерзну. И питаюсь плотно. Очень много времени провожу на воздухе, не курю совершенно.
Мы здесь живем как на острове. Таганрог не видно, кругом поля, холмы, редкие перелески. Солнце встает с одной стороны, садится с другой. Вот и весь пейзаж. Кстати, мы встаем раньше солнца.
Поднимаемся мы так резво (45 сек.), что сон мигом улетучивается. И не вспомнишь, что снилось. А жаль. Для меня сон — тоже творчество.
Скучаю по книгам. Библиотека здесь пока не работает, есть только газеты в ленкомнате. Ну да в Ростове наверстаю.
Прошло уже почти три недели — половина курса молодого бойца. Не пойму — то ли быстро, то ли медленно идет время.
*** ноября. Число не помню какое.
Вчера на вечерней поверке получил твое письмо. Читать мне его приходилось вот как. Сразу же после поверки скомандовали: «Отбой через пять минут!» Это значит, что за пять минут надо разложить постель, раздеться, сложить по всем правилам обмундирование и лечь удобно в кровать. Сержант через пять минут командует: «Отбой!» — и предупреждает: «Услышу хоть один скрип — всю роту подниму!» Вчера отбой-подъем делали четыре раза. Это на языке армии называется «ночные полеты». Когда же прочесть письмо? Приходилось урывками читать его в паузах между «полетами» и затем дочитывать его при бледно-голубом свете ночника. Кстати, письмо получил я пока единственный из всего взвода — горжусь этим. Бойцы завидуют мне.
Сегодня суббота. Днем бегали кросс — три километра. Это уже третий кросс для меня. Побежал я — как в омут с кручи нырнул, хотя была возможность отказаться. Но приходится держать марку. Два предыдущих кросса я умирал, не добегая до конца: ноги подкашивались, в глазах темнело — отставал и доползал пешком (слава Богу, не в одиночку). Сегодня пробежал всю дистанцию.
Ты спрашиваешь, как мы учимся. Изучаем уставы, оружие и т.д. В армии наук много. Вот одна из заповедей устава: «Воин обязан стойко переносить трудности и лишения, ради выполнения воинского долга не щадить своей крови и даже самой жизни». Это как у Мао-Цзэ-дуна: «Не бояться трудностей, готовиться к смерти».
Одели нас тепло. Двойное нижнее белье (тонкие и теплые кальсоны), х/б гимнастерка и галифе, сапоги с портянками, шинель, шапка зимняя.
21 ноября
Прошли суббота, воскресенье, понедельник, а я всё никак не мог сесть отписать письмо. Воскресенья не было, вернее, воскресение не состоялось — работали весь день до темноты на земляных и прочих работах «до мурашков в глазах». Не подумай, что я жалуюсь на тяготы, — напротив, я вижу во всем этом особый юмор творения.
Время идет бегом, осталось дней 10-12 до Ростова. Форма уже не висит на мне, как в первые дни — приносилась, притерлась. Волосики отросли, то есть голова уже не голая. Научился любить минуту. За 5-10 минут можно кучу дел сделать. Ем, как поросенок, всё, что ни дадут, начисто — быстро, жадно, бодро.
Что там в мире делается? Книги, журналы, газеты, телевизор — всё в стороне, за воротами части. Живу по законам армии — ее интересами, ее нехитрыми шутками, говорю ее языком, — вот разве что мыслить ее категориями не научился. Перебираю в уме стихотворения «Silentium» Тютчева, «Дар напрасный, дар случайный», «Бесы» Пушкина и пастернаковское «Превозмогая обожанье,//Я наблюдал, боготворя,//Зесь были бабы, слобожане,//Учащиеся, слесаря…»
26 ноября
Погода сегодня у нас странная — солнце, дымка, тепло. Часам к десяти с моря за какие-то пять-семь минут наплыл облаком туман; стало знобко, влажно, бело. И солнце сквозь этот туман пробивается едва. Через минут двадцать облако миновало нас, рассеялось — и снова солнце, дымка, тепло. Вдали — неуютные поля, дорога на Ростов, машины-жуки. И небо — почти белой голубизны. Вблизи, перед глазами — тополя, такие же, как в Бресте, с кое-где уцелевшими листьями.
Вчера у нас был строевой смотр. Взвод наш занял первое место благодаря песне, слова и музыку которой я склепал к этому случаю…
3 декабря
Здравствуй, задумчивая жена!
Вчера получил твое письмо за 29 ноября и сразу же отписываю, потому что завтра меня уже отправят в Ростов. Вчера персонально принял воинскую присягу, без особых торжеств и подобающих условностей. Видимо, кому-то я уже срочно занадобился. Вся остальная военная братия примет присягу 10 декабря. Что-то меня ждет в Ростове? Поглядим.
Я сегодня выглянул на улицу — было +5. Не декабрь, а какое-то теплое, дымящееся, парное варево. Плац залит лужами, отовсюду капает, булькает, шуршит. Такие были звуки. Будто море рядом плескалось — хотя откуда здесь море слыхать? Может быть, я в полусне выглядывал, или восприятие у меня ночью лучше, или потому что я один был — но вот такая картина нарисовалась…
Продолжение будет
Ответить