Кстати, в газету его занесло не случайно. Михалыч с юности грешил словесностью, кропал довольно-таки ладные стихи, был близок к бардовской волне, а путевые записки и рассказы ложились в его тетрадь сами собой, навеваемые «розой ветров». Так что в журналистику вошел естественным образом – сначала как во временное зимовье, гостем, да так и обжился.

Мы уже и со счету сбились, сколько раз появлялась в нашей газете еженедельная рубрика «Таймер» нашего обозревателя Михаила Янчука. Если навскидку, то явно более семисот. Причем, безо всяких пауз и прерываний даже на недуги. Но дело в общем-то и не в количестве публикаций, а в том нерве времени, который в них постоянно звучал живым свободным голосом. Так что накануне свершающегося на этой неделе 60-летия Михалыча мы все дружно и с полным уважением поздравляем коллегу с добротным округлением судьбы, желаем здоровья и бодрости духа – всё это ему еще понадобится для продолжения избранного пути.

А читателям нашим – в качестве алаверды – предлагаем очередную байку от Михалыча.

cms-image-000000724.jpg

Якутский пленник

Когда в нашей газете прозвучала история о злоключениях уроженца Брестчины, побывавшего в малопочтенной ситуации кавказского пленника, в моем подсознании сама по себе включилась цепь аналогий.

Приводным ремнем ее стали истории о похищении молодых рабочих полевых партий или бригад, изредка бесследно пропадавших из района работ. И хоть в таких случаях их сотоварищи чаще всего грешили на психический срыв, погнавший парня к ближайшей пристани на судоходной реке, или какого-нибудь медведя-людоеда, однажды раскушавшего человечины, потом оказывалось, что пропавший был вынужден в поте лица своего заготовлять камыш на берегах Иссык-Куля, добывать строительный камень в тайных каменоломнях, пасти хозяйских овец высоко в горах или мыть золото под чеченскими автоматами на неведомом никому безымянном ручье в глухоманях Магаданской области

Однажды внезапно пропал рабочий из соседней партии нашей экспедиции. Их бригадная палатка стояла на самой вершине гольца, парень вышел ночью по малой нужде, и лишь наутро обнаружилось, что его спальник пуст. Никаких пещер, расселин или обрывов на гольце не было, никакого зверья тоже не наблюдалось, но несколько дней упорных поисков парня закончились безрезультатно. Правда, встреченные во время поисков местные пастухи рассказывали, что накануне исчезновения парня видели вдалеке группу всадников, ехавших примерно в сторону того гольца, где стояла бригада. Поскольку дело было во время памятных событий на Живанашхоле, ставших логическим продолжением резни на Даманском, а китайская граница была относительно недалеко, начальство решило, что парень вполне может быть уже по другую сторону и потому искать его дальше вряд ли целесообразно.

Однако больше всего запомнилась история, случившаяся в глубинах Якутии. Здесь необычность ситуации состояла в том, что после трех с лишним лет после своего исчезновения пропавший парень вдруг неожиданно сам объявился на многолетней полевой базе своей партии и поведал остолбеневшему начальству фантастическую историю своего исчезновения.

Оказалось, что молодого крепкого парня умыкнули пастухи-оленеводы и отвезли на оленях в глухое ущелье, где поселили в скрытом под пологом леса зимовье, на сотни километров вокруг которого не было не только никакого жилья, но даже судоходной гидрографии. Поочередно, по заранее согласованному между собой графику, скуластые аксакалы привозили к парню своих засидевшихся в девках дочерей, и когда факт беременности гостьи уже не подлежал сомнению, довольный «тесть» щедро одаривал своего «зятя по принуждению» и увозил дочь в стойбище или поселок для успешного завершения процесса деторождения под медицинским присмотром.

Однако парню, служившему главам якутских семейств бычком-производителем, простой не грозил – очередность его клиенток была расписана на много месяцев вперед. Несколько раз он пытался сбежать, уповая на теплое время года и госпожу удачу, но оленеводы легко догоняли его со своими зверовыми лайками, слегка поколачивали для вразумления и возвращали в зимовье для возобновления столь ответственной деятельности по продолжению якутских родов.

Наконец очередная попытка бегства завершилась успехом. Причем у парня сложилось впечатление, что оленеводы вовсе не пытались догнать беглеца: то ли отпала необходимость в его услугах вследствие удовлетворения запросов всех желающих оленьих пастырей во внуках и внучках, то ли проникшись канонами расовой чистоты, они обзавелись другим, якутских кровей, племенным производителем.

Кстати, в меркантильном плане парень оказался совсем не промах – сразу вопросил у начальника партии, какая сумма зарплаты накопилась у него за время вынужденного отсутствия. Но в этом шкурном вопросе парню не обломилось, поскольку ему вежливо объяснили, что почти вся работа в топогеодезических бригадах сдельная, доказать необоснованность его притязаний суду не составит труда, поскольку все работники фигурируют в финансовых документах под своими фамилиями.

Но сага о молодом рабочем, волею судьбы взвалившем на себя бремя приумножения якутского народонаселения, еще долго кружила у бивачных костров полевых партий, наталкивая нашего брата на умозаключения, что выпавшее на долю парня сексуальное рабство далеко не самое худшее из возможных времяпрепровождений, ожидающих похищенного в тайге или в горах рабочего.