cms-image-000000788.jpg

На снимке: будущий поэт Андрей Вознесенский с отцом Андреем Николаевичем и сестрой Натальей. Фото сделано ориентировочно в середине 1940-х годов  © Снимок из архива М.И.Жуковой.

Странно, что в свое время судьба не загнала его в диссидентство и эмиграцию. Все основания для того были. Уж как настращал Хрущев на знаменитой встрече с деятелями искусства, обрушив на Вознесенского свой хамский гнев, – а тот как-то по-ребячески удивился нагоняю, но не пошел в записные фармазоны. Настроение тех лет осталось в стихах, которые он писал не для  гулких аудиторий. Вот, например, чуть ли не «рубцовский» мотив («Тоска», 1967):

 Загляжусь ли на поезд с осенних откосов,

забреду ли в вечернюю деревушку —

будто душу высасывают насосом,

будто тянет вытяжка или вьюшка,

будто что-то случилось или случится —

ниже горла высасывает ключицы.

Или ноет какая вина запущенная?

Или женщину мучил — и вот наказанье?

Сложишь песню — отпустит,

      а дальше — пуще.

Показали дорогу, да путь заказали.

Точно тайный горб на груди таскаю —

тоска такая!

Я забыл, какие у тебя волосы,

я забыл, какое твое дыханье,

подари мне прощенье, коли виновен,

а простивши — опять одари виною…

 Этот мягкий лиризм Вознесенского мне как раз близок – без выпендрежа и словесного фехтования. Он потом отозвался и в известных песнях на его тексты – «Миллион алых роз», «Ты меня никогда не увидишь…», «Плачет девочка в автомате». Кстати, изначально текст последней песни, датированный 1959 годом, выглядел иначе:

Мерзнет девочка в автомате,

Прячет в зябкое пальтецо

Всё в слезах и губной помаде

Перемазанное лицо.

Лучше было, проще, без соплей. Подправили Вознесенского любители мелодрам. Хотя сам он предостерегал:

«Лишь бы культуру не съели опричники —

люди с попсиными головами…»

Занятным было «хулиганство» Вознесенского. Причем, на мой взгляд, оно было не намеренным, а естественным. Он так жил, так изъяснялся с миром. Вот, например, в семидесятые из его поэмы «Лонжюмо» (о Ленине в Швейцарии) цензура кое-что повычеркивала. И он позвонил одному из партийных бонз с сетованием, что цензоры у него «Ленина вычистили». То есть словечко Ильича не восприняли. Бонза попросил зачитать по телефону этот фрагмент, который звучал так:

 Мы — утопленники Утопии.

   Изучая ленинский текст,

   выражение «двоежопие»

   мной прочитывается как тест.

   Вылезает из круглых скобок

   перископный глаз как циклоп.

   Раздвоение душ прискорбно,

   но страшней — раздвоенье жоп.

   Удивительная новинка —

   человек с четырьмя половинками.

   Амортизирован, чтоб лежать —

   непонятно, куда лизать.

   Многоженство антизаконно.

   К многожопству теперь пришли,

   как упругие шампиньоны

   их выращивает Дали.

   Но, увы, еще до Потопа

   от рождения нам дана:

   одна Родина, одна жопа

   и, увы, голова одна.

Ошарашенный чиновник дал команду помощникам найти эту ленинскую цитату с «двоежопием». Нашли. Но изъятый из поэмы фрагмент так и не был тогда восстановлен…

cms-image-000000789.jpg

В Беларуси Вознесенский бывал не раз, чему свидетельства – его стихотворения

«Беловежская баллада», «Мелодия Кирилла и Мефодия», «Васильки Шагала», «Озеро Свитязь», «Ода дубу» и др. Дружил с Василем Быковым, Рыгором Бородулиным. Немало он сделал для сохранения в Беларуси памяти о Марке Шагале.

В числе близких друзей Вознесенский называет и Виктора Жака: «Под конец жизни он был ректором политехнического университета, фанат поэзии, совершенно сумасшедший и при этом удивительно светлый и деликатный человек. Я каждое лето и зимы тоже пропадал у него в Беловежской пуще..».

А вот интересное свидетельство брестского журналиста Эдуарда Кобяка («Тройка для поэта», газета «Наша нива», 28.02.2009):

 «…Как-то, отдыхая в Беловежской пуще, Вознесенский познакомился с Владимиром Бедулей. Несколько дней продолжались их встречи и многочасовые разговоры. Поэт пожелал воочию увидеть знаменитое хозяйство, выступить перед его тружениками. После чего и появилась знаменитая поэма «Летающий мужик». Там есть такие строки:

Нет правды на земле.

Но правды нет и выше.

Бедуля ищет правду под землей.

Глубоко пашет и, припавши, слышит,

как тяжко ей приходится, родной!

Его и славословили, и крыли.

Но поискам — не до шумих,

Бедуля дует на подземных крыльях!

Я говорю: «Летающий мужик»…»

(Далее идет живописный рассказ о гостевании Вознесенского в колхозе у Владимира Леонтьевича Бедули, — Н.А.).

«…В доме кого-то из сельчан его ждал уставленный крестьянскими яствами стол, и поэт выставлял на этот стол дефицитный в то время у нас коньяк «Наполеон». Легко и непринужденно текла беседа. А затем непременно был вечер поэзии во Дворце культуры, где присутствовали сотни людей со всей округи.

Однажды Бедуля показал Вознесенскому фотоснимки с рождественских праздников. Поэту особенно понравились запряженные в сани тройки лошадей. Андрей Андреевич тут же пообещал, что если назавтра сможет прокатиться на такой тройке, то останется еще на один день и выставит на стол не только оставшийся коньяк, но и все европейские деликатесы, которые он вез в Москву.

К утру две тройки, позвякивающие бубенчиками, были готовы. Вознесенский сам с неподдельным интересом осмотрел красавцев скакунов. Потом вместе с Бедулей в окружении сельчан уселся в сани, и помчались кони по заснеженным колхозным полям, по перелескам, утопая в снежной пыли, вырывающейся из-под санных полозьев. На одном из поворотов упряжка, где находились поэт и председатель, накренилась, и они кубарем скатились в снег. Сколько было восторга и радости! Усевшись обратно в сани, знаменитый поэт стал упрашивать кучера опрокинуть в снег его еще раз, а потом еще и еще…

После катания последовал обед с вареной картошкой, домашней колбасой и салом. Кто-то выставил на стол несколько бутылок местной «пущаночки». Андрей Андреевич не пил ее, а смаковал, закусывая солеными огурчиками. «Наполеон» и деликатесы остались нетронутыми…»

cms-image-000000790.jpg

На снимках: Андрей Вознесенский в колхозе «Советская Белоруссия» (1979 год).Фото Эдуарда Кобяка. 

 Фото: Александр Корнющенко, Наталья Губернаторова, Эдуард Кобяк