— Валерий Сергеевич, почему эта тема?

– Это любимый роман многих, и почему он не может быть моим любимым? Во-вторых, мне очень важно было рассмотреть в этом произведении не социальную или какую-нибудь бытовую составляющую, а именно то, в чем я, в некоторых местах, на стороне Шарикова. Например, когда он говорит, что один в семи комнатах живет, а другой в мусорном ящике роется. Это одна сторона. Потом он спрашивает: а на каком основании вы мне операцию сделали? Кто вам позволил? Так вот, эта ответственность ученого за свои действия, за свой эксперимент, начиная с Галилея и заканчивая Сахаровым, который изобрел водородную бомбу и потом стал отмежевываться…  Исследователи, вместо того чтобы идти наощупь и параллельно с природой, форсируют эти вопросы. В наше время, когда человечество дошло до клонирования, – к чему все это может привести нас?

Сколько бы мы ни кричали, что это против Бога, что это безнравственно, человечество будет исследовать, оно не остановится. И если профессор Преображенский говорит Борменталю: finita, сделать человека из него не удастся, то Борменталь (можно сделать спектакль «Доктор Борменталь» по его дневникам) – при всем уважении к своему учителю, он не остановится, он будет исследовать, и неизвестно, к каким открытиям придет будущий профессор Борменталь. Быть может, современное клонирование и есть, условно говоря,  открытие современного Борменталя.

Для меня это тем более было важно, что я воспитан на традициях Театра на Таганке, театра Любимова, где темы ответственности художника, поэта, писателя, взаимоотношения художника и власти  приоритетны. Помню, как играл Галилея Высоцкий. Это была, на мой взгляд, лучшая его роль.

Для меня важен пафос ученого, когда он говорит: «Зачем нужно искусственно фабриковать Спиноз, когда любая баба может родить его когда угодно», –  когда человечество само эволюционным путем, из мрази, из грязи  создает гениев.

— Театр на Таганке – это Ваша единственная пристань или есть другие варианты?..

– Театр на Таганке — это alma mater, я работаю там до сих пор, работаю уже 47 лет. Через два дня поеду играть. Работаю еще в Театре модерн у Светланы Враговой, играю там Мрожека «Счастливый случай». В Театре Илоны я играю «Прокурорскую притчу», современный спектакль. Любимов сейчас будет ставить по Чехову и Шаляпину «Душа и маска», надеюсь, что он меня тоже займет… Поэтому я благодарю Бога, что он мне всё-таки дал возможность, на старости лет не оставил меня безработным и дал мне энергию что-то такое делать.

— «Собачье сердце» – это ведь антреприза?

– Конечно.

 – Говоря о Театре на Таганке, Вы упомянули отношения театра и власти. А этот спектакль – он все же про ученых или про политиков?

– “Социалка” на зубах навязла. Политики здесь мало. Она заложена в ироничном тексте Булгакова. Что шариковы вот здесь (показывает на тыльную часть головы) будут у всех нас. И это действительно так. Начиная от тезиса Ленина, что “кухарку  научим управлять государством”. Меня это, правда, меньше интересовало. Она более чем достаточно сыграна и обыграна.

— То есть, Вы считаете, что на постсовете шариковы не прорвались?

– Почему… просто меня это меньше интересует. А они прорвались. Еще как прорвались! Куда от них деваться? Они руководили государством. От Шарикова избавиться не так просто. Это наследие. Ведь недаром говорят: “совки”. Вот эта нация “совков” – она и есть нация шариковых.

—  А где шариковых больше — в России или в Беларуси? Вам интуиция что-нибудь подсказывает?

–  Мне очень сложно это определить. Плохо знаю страну. Вот дороги прекрасные, таких нет ни в России, ни на Украине. Но что делается в умах, что делается на кухне, я мало себе представляю. Не боюсь ответственности, боюсь просто незнания, боюсь быть несведущим человеком. Не знаю.

— Валерий Сергеевич, Ваш театр разово выехал в Брест или были\будут еще выступления в Беларуси?

– У нас были спектакли в Новополоцке, Гродно, запланированы в Барановичах и Слуцке. Два месяца назад был в моем плане спектакль в Минске, но как-то исчез. Отменили. Гомель. По каким-то непонятным причинам выпадают города. И дело не в зрителях.  У нас все спектакли идут с аншлагом.

– Может, неактуальным считают в Минске Ваш спектакль?

– Не думаю. Они же следят за кассой. Одиннадцать последних постановок в России были аншлаговые, и в Украине двенадцать полных аншлагов, и тут в Беларуси…

— То есть, режут курицу, которая несет золотые яйца?…

– Да, то есть совершенно непонятно, почему отменяются спектакли.

— Если плавненько завершить, то Ваш спектакль “накрывает” русскоязычное пространство. А более глобально  не пробовали его показывать?

– Мы играли в Америке, играли в Израиле…

— То есть для тех, кто понимает русский язык. А как-то переложить, чтобы была нерусскоязычная аудитория…

– Это уже забота другая. Я думаю, что европейская культура, имею в виду театральную культуру, она поосновательнее, что ли. В Финляндии мы играли “Преступление и наказание”. Во-первых, они перед походом в театр читают первоисточник в переводе. На финском языке. И японцы, кстати, тоже. Поэтому они подготовлены, когда идет спектакль. Бегущая строка это так, для вежливости.

— Спасибо Вам за интервью, за Ваш спектакль, за идею, которую Вы несете, потому что она, я считаю, очень актуальна.

–  По-моему, да.

С гостем беседовал Евгений БЕЛАСИН