— Как и для чего нужно менять нашу милицию? Отличаются ли права милиции в Беларуси от европейских стран?

— Занимаясь правозащитной деятельностью, я рассматриваю необходимость реформы милиции не просто так, а для совершенно конкретной прикладной цели —  повышения уровня защиты и соблюдения прав человека. Обратите внимание: когда мы говорим о милиции, то достаточно часто вместо того, чтобы сказать «правоохранительные органы», произносим «силовые ведомства». Именно так мы их и воспринимаем — как аппарат подавления, некий устрашающий элемент, а не друг, защитник и гарант того, что с вами ничего не случится. Это отношение сформировалось в результате долгой системы взаимодействия с представителями милиции.

— Насколько белорусская милиция готова к реформированию?

— Сегодня сложно об этом говорить. Согласно исследованиям НИСЭПИ, сделанным в прошлом году, милиция не пользуется высокой степенью доверия у населения. И я думаю, что если эти замеры произвести сейчас, после событий 19 декабря, то отношение к милиции, наверное, еще менее доброжелательное и доверительное.

Понятно, что как в любой среде, есть отдельная категория мерзавцев. Проблема даже не в том, что они есть, а в том, что с этим мало что делается. Вместо того чтобы министру внутренних дел публично осудить подобного рода действия, получается, что корпорация встает на защиту своих же… А ведь были и другие случаи. Несколько лет назад, в годовщину исчезновения Дмитрия Завадского, сотрудник ОМОНа ударил его жену Светлану. Огромный человек в форме на пустом месте бьет женщину по лицу, тем более при тех обстоятельствах, при которых она находилась на площади. Прокуратура проверяет этот факт и говорит – все в порядке, человек действовал в рамках своих полномочий. Таких примеров, к сожалению, достаточно.

— О чем говорят результаты опроса задержанных 19 декабря на площади?

— Как мы знаем, тогда было задержано более 700 человек. Половину из них опросили, и выяснилось, что к каждому третьему-четвертому человеку при задержании совершенно необоснованно применялась сила, хотя они не оказывали сопротивления. Еще одна часть анкетирования показала, каким образом с людьми обходились в РОВД. Очевидно, что в большинстве случаев процедуры оформления проходили с колоссальным количеством нарушений закона. В самих судах свидетели-милиционеры фактически лжесвидетельствовали: одни и те же люди ходили по судам и утверждали, что именно они производили задержание, потому что так было написано в протоколе. Но они не могли рассказать подробностей этих задержаний.

Кстати, в редких случаях гражданам удается добиться, чтобы в суд были приглашены гражданские свидетели. На мой взгляд, это крайне порочная практика, которая вызывает не только разочарование, но и недоверие. До тех пор, пока руководство МВД каким-то образом не начнет на это реагировать, ситуация не изменится.

— Правильно ли я понимаю, что для того, чтобы провести качественную реформу, инициатива должна идти в первую очередь изнутри?

— Да, у нас, скорее, общество больше чувствует потребность реформирования, нежели сама система. Это и есть потенциальная проблема. Никогда успешная реформа правоохранительных органов не производится качественно до тех пор, пока сами представители этих органов не являются носителями идеи такой реформы. Сегодня в Беларуси механизмы общественного контроля за деятельностью этих органов практически отсутствуют.

— Какие еще есть проблемы у нашей милиции?

— Уровень людей, которые сегодня приходят учиться в школу милиции, значительно ниже, чем это было 10 или даже 5 лет назад. Мотивация у них — отнюдь не получение престижного образования… Люди туда идут потому, что сегодня милиция воспринимается как некая стабильная, оплачиваемая и поддерживаемая государством сила.

Можно обратить внимание, как выглядят РОВД: они почти не оборудованы компьютерами. Деятельность непосредственно участковых и следователей производит крайне печальное впечатление. Я думаю, что за счет сокращения численности милиции уже давно можно было бы обеспечить нормальные условия для работы. Пока же количество правоохранительных органов сегодня в разы превышает необходимое для обеспечения правопорядка.

— А что вы можете сказать про работу участковых милиционеров?

— В общем-то — это бедные люди. С одной стороны, условия работы крайне плохие. Во-вторых, объем работы — колоссальный. А в-третьих, заработная плата участкового милиционера крайне незначительная. Кстати, именно к участковым люди обычно относятся с доверием. Участковый — это человек, который, как правило, приходит с помощью в большинстве сложных ситуаций. Забавно, но «дядя Степа милиционер» в сознании людей всё-таки еще есть. И на практике, пожалуй, только участковые в каком-то смысле соответствуют этому сложившемуся с детства позитивному образу милиционера. Все остальные, к сожалению, находятся в другом восприятии.

— Какой эффект может быть от перемены названия — с милиции на полицию?

— Отказ от старых названий считается необходимым, если ты пытаешься изменить отношение к институту. Например, во всех странах, в которых до обретения независимости был КГБ, посчитали нужным его переименовать, потому что уж больно веяло сталинским наследием. Во всех странах, кроме Беларуси… У нас, видимо, посредством сохранения названия сохраняют и содержание.

Беседовала Наста МАНЦЕВИЧ