Как, впрочем, и одолевшее мою лысую «тыковку» (выражаясь в стиле господина Задорнова) искушение и достойный повод использовать этот благоприятный момент с целью, уклонившись от канонического стиля и содержания своей рубрики, поделиться с читателями своими соображениями. Подвиг меня на это читатель (или читательница), который под ником «нина» поздравил в электронном варианте нашей газеты меня с «достижением» — «рекордом по использованию цитат на сантиметр газетной площади».

Не остались не замеченными мной и другие читательские пассажи, включающие и более деликатный укор второго читателя нашей газеты, под своим ником обвинившего меня в отсутствии собственных оценок (а, следовательно, и вообще комментариев) упоминающихся в статьях моей рубрики событий и процессов нашего с вами отнюдь не скучного бытия, и даже совет главному редактору еще одного читателя дать мне «отпуск и путевку за счет газеты», поскольк-де «стиль остается, аналитика пропадает».

Весь юмор ситуации в том, что, искренне приветствуя несомненно имеющую место компьютеризацию этого нашего бытия, в числе прочих ее благ позволяющую как отойти от печатного варианта газеты в сторону доминанты ее электронного варианта, так и возможность прямого контакта авторов наших писаний с их читателями, я по наивности своей и простоте полагал наличие в этом движении наряду с горизонтальной также присутствие и вертикальной составляющей. А сей нюанс, как вы понимаете, каханенькiя-родненькiя сябры-потребители нашего чтива, по моему разумению подразумевает и более высокий «ай-кьюшный» уровень у потребителей электронного варианта нашей газеты.

Увы, как следует из всех трех вышеприведенных отзывов читателей,   очень похоже, что в этом плане я действительно принял желаемое за действительное. Почему? Сейчас попробую обосновать. Для этого примем за постулат то несомненное утверждение, что объем статьи моей рубрики однозначно ограничен тремя колонками текста (да и то лишь в том случае, если ответственный секретарь не потребует «срубить» часть текста для размещения иллюстрирующей его «картинки».

Поскольку площадь страницы, отведенная для статьи, в конечном итоге существенно ограничена, автор ее постоянно подвержен искушению выразить как можно больше посредством как можно меньшего количества выразительных средств. Именно здесь ему и приходят на помощь цитаты. Ведь каждая цитата по сути своей похожа на известную унтер-офицерскую вдову, которая сама себя высекла, и потому достаточно красноречива уже сама по себе и в конечном итоге в комментарии не нуждается. Есть, конечно, определенная категория читателей, которая не испытывает в должной степени душевного комфорта, если цитата эта должным образом не «разжевана» и однозначно не прокомментирована в авторском тексте статьи.

Исходя из того соображения, что большинство читателей нашей газеты является людьми достаточно образованными и потому не нуждающимися в пространных толкованиях смысла и побудительного мотива приводимой мною цитаты, я после  окончания ее либо вовсе не комментирую, либо ограничиваюсь одной краткой фразой.

Когда наша редакция находилась еще в здании «Брестгражданпроекта» на улице Пушкинской, меня часто вечером при выходе из здания останавливал один из тамошних вахтеров, проработавший до пенсии начальником одного из отделов. Достав из ящика своего стола ученическую тетрадь и  развернув ее, он спрашивал о смысле записанных в ней отдельных слов или выражений из последних моих статей. Я всегда детально объяснял ему  их смысл  — являвшийся чаще всег либо техническими терминами, либо лингвистическими новациями из сферы политики. Но спустя несколько месяцев я вдруг обратил внимание на тот факт, что он перестал останавливать меня со своими вопросами, и сам спросил его о причине произошедших изменений.

— Михалыч, вашу газету я как читал, так и продолжаю читать с полным удовольствием. Просто недавно я купил себе в «Букинисте» по сходной цене полезную книгу, которая называется «Большой энциклопедический словарь», и теперь мне задерживать тебя нет необходимости. Но если уж ты сам задержался, не сыграть ли нам в шахматишки?

Иными словами, мой скепсис относительно мнения отдельных наших сограждан об обязательном наличии в статьях глубокомысленных комментариев основан на том несомненном парадоксе, что хорошо подобранная и точная цитата способна уже без всяких грамматических аксессуаров и прибамбасов успешно решить задачи, поставленные автором в своей статье.

Можно, конечно, сослаться на известный пассаж, что никого, мол, не интересует мнение лысого, но по моему глубокому убеждению главная задача обозревателя – это не просто «обозреть» произошедшие или еще только происходящие события, истолковав читателю их собственную версию, а подтолкнуть его к самостоятельному их анализу, ориентируя ход его мысли в правильном направлении. Парадокс ситуации, правда, состоит в том, что если журналист  в случае изложения сущности какого-либо конфликта обязан обязательно отобразить позицию обеих конфликтующих сторон, оставаясь на позиции непредвзятого стороннего наблюдателя, то обозреватель обязан   изложить произошедшие или еще только происходящие события, акцентировав свое внимание прежде всего на своем собственном понимании и оценке их сути.

Вот такие получаются пирожки с котятами, поскольку манера, увлекаясь цитатами без фундаментального сопровождения их в области комментария, делает меня, по большому счету, нарушителем канонов отечественной журналистики. Ощущая эту свою тенденцию играть по собственным правилам, я, тем не менее, остаюсь редиской на нашем «курьерском» огороде, поскольку мой стиль изложения, который некоторые читатели находят чрезмерно витиеватым, так и не поменял.

Еще в средней школе я был на корню сражен заявлением одной из своих одноклассниц, не понявшей смысла одной из моих фраз и тут же публично, на весь класс обвинившей меня в том, что я де нарочно изъясняюсь непонятными словами, дабы показать всем свою начитанность. Тогда это обвинение настолько глубоко поразило мою юную душу, что я несколько дней подряд внимательно следил за своей лексикой, стараясь не употреблять малоизвестных или редко употребляемых слов.

Теперь в роли той моей одноклассницы выступают наши компьютеризированные читатели, полагающие, что если я открытым текстом не указал, то и не вижу подобия белорусского хоббита российскому орку. Ошибаетесь. Когда наша редакция находилась на Пушкинской, а я еще был единственным в нашем героическом городе журналистом, позволявшим себе дерзкие пассажи в адрес всенародно избранного, уже тогда я не писал следующей фразы в своей статье, как следует не продумав линию своей защиты за предыдущую фразу в случае гипотетически возможного судебного преследования. Ибо главным моим желанием в ту пору было понятное желание «пройти по лезвию», нигде не «заступив за черту» и тем самым не «подставив» свою газету.