ПОБЕДА

 Прошло немало лет.

Ушла война в забвенье.

И я, седой поэт,

готов на откровенье.

И всё же цензор жив

во мне самом поныне.

Болит он, как нарыв,

при горестном помине.

Не всё я рассказал,

не обо всём поведал.

С геройством лишь связал

тебя в стихах, Победа.

А хитрость, подлость, ложь,

подвох в бою соседу…

Решил: «Ах, не тревожь

сей мелочью Победу!».

Есть шрамы и на мне.

И совесть днесь спокойна.

А трусость на войне

вниманья недостойна.

Что было, то прошло,

и не осталось следа.

Как чистое стекло,

сверкает нам Победа.

Её творец народ

по долгу и по праву.

Ведь он в составе рот

добыл ей честь и славу.

2006

cms-image-000006569.jpg

ДУМА О ДАЛЁКОЙ ВОЙНЕ

Батальоны окрылённые

маршируют на войну.

Командиры батальонные

браво тянутся в струну.

Над штыками развевается

знамя звёздное, как ночь.

Оркестранты так стараются,

дуют в трубы во всю мочь.

Хорошо шагают. Весело.

Так бы… Так бы до конца.

Но война уже отвесила

им на пули воз свинца.

Босякам отрыть доверила

ряд окопов для стрельбы.

Не забыла – и отмерила

древесины на гробы.

ДУБЛЁНКИ

Дублёнки нравятся ребятам.

Форсят ребята во дворе…

А мне досталась в сорок пятом

Овчина эта… В январе.

Лежал в снегу под непогодой

И не предвидел, чуть живой,

Что может стать кому-то модой

Мой полушубок фронтовой.

1977 год

ДОМОЙ С ВОЙНЫ

Мне навстречу ветер, мошки

жуть ночного перегона.

Я держался на подножке

пассажирского вагона.

Почему себя доверил

вновь тебе, моя отвага?

Не открыли братцы двери

ради собственного блага.

И в вагон мне не пробиться.

Всё в нём дембелем забито.

Но нельзя теперь разбиться,

коль окно тебе открыто.

На нежданной остановке

подхватили цепко руки.

Я в купе, как в упаковке.

Голоса. Колёс постуки.

Возвернулся с того света

в дружный говор после боя.

И в душе — тепло привета

и ранение слепое.

16.07.2011

***

По лесам,

где весна на постое,

возвращались солдаты с постов.

И весна их поила настоем

сосняка

и медовых цветов.

Тот настой похмельнее настойки.

Утомила отрадой весна.

Сразу спрыгнули

с окон на койки

длинноухие зайчики сна.

Потому-то и сладок,

и чуток

этот сон на кордоне страны.

Даже вздохи лесных незабудок

пограничникам спящим слышны.

Даже посвист полевки у норки.

Даже дятла удар по сосне…

Не остыли еще гимнастерки —

улыбаются парни во сне.

ЛЕЙТЕНАНТ

В стороне,

где дали сини,
под Акимовкой степной,
лейтенант прилег в полыни,
и над ним сомкнулся зной.
Сжат раструб его бинокля
под упавшей головой
так,

что пальцы,

так,

что стекла
отливают синевой.
Там его, подкарауля —
в запорожской той степи,
обожгла,
задела пуля…
Стой, связной,

не наступи!
— Лейтенант!..-

позвал связной.
Лейтенант!!!

В траве степной
лейтенант его не слышит.
Ветер тычется в бинокль
и меж пальцами колышет
в струйке крови полынок…
До сих пор

в наплывах сини,
за Победой, на войне,
лейтенант лежит в полыни
в запорожской стороне.

БЕССОННИЦА

Не убит. Не раздался тушею.

Для чего-то ж остался жив?..

В спящей комнате

полночь слушаю,

ухо к вечности приложив.

…Скрип колес.

Все скрип — под телегами.

Прогибается чернозем.

В эту ночь гнедыми и пегими

целый склад в батальон везем.

Слышит немец ли,

как полями

подъезжаем к передовой?..

Хоть бы собственными соплями

смазал ступицы ездовой!

И почувствовал нервно кожею,

под рубахой спиною всей,

как скелеты мурашек ожили

и прожаренных с ними вшей.

К счастью, в полночь,

в такое время,

донимает и немцев зуд.

Вши, впиваясь то в пах,

то в темя,

там немецкую кровь сосут!..

Успокоившись, за телегою

в ночь шагаю под скрип колес.

…И в журнальную редколлегию

вот об этом стихи пронес

мимо шкафа литконсультантши,

мимо пальчиков ее рук…

Всех подвохов не знал я раньше,

попадался плотвой на крюк.

Злил ответ:

«О войне все сказано»…

Если в это поверить мне,

то была вся война оказией,

трепом с пушечкой на ремне.

Раной метила настоящая

в самолете, в броне, в седле!

Я — пехота.

Сам хищным ящером

нападал из щели в земле…

В эту ночь иду за телегою.

Немец вслушался в скрип колес.

Может, выстрелом свалит

пегую

и гнедых с холма под откос.

Но вперед —

то ручьем,

то сушею!

Кони целы, и сам я жив…

В спящей комнате

полночь слушаю,

ухо к вечности приложив.

1993

ВОСЬМОЕ МАЯ

Я видел сон. До фронта. До призыва.

Цветёт хозяйский садик у окна.

В наряде белом вишня или слива

стучит в окно:

«Закончилась война!».

Вчера солдат, направленный комбатом,

бежит в окоп, кричит:

«Конец войне!».

И пушка бьёт. За лесом. Под закатом.

Но вещий сон не зря приснился мне.

Я сам бегу посыльному навстречу,

в объятья попадаю, как в тиски…

Восьмое мая – лучший в жизни вечер.

Победа. Счастье. Вишен лепестки.

ЖИЗНЬ СВОЮ ПОДАРКОМ ПРИНИМАЮ

В старой хате, в бывшей службе панской,

под присмотром бабки-повитухи

это я рожден в конце гражданской,

после сыпняка и голодухи.

Замирало время фронтовое,

собирало семьи, малолеток.

Но служил солдат еще в конвое

и, как прежде, был противник меток.

Оттого мне сразу в двадцать третьем

выпало (которому по счету)

до призыва сорок первый встретить

и возглавить в сорок третьем роту.

Жизнь казалась пулемётной лентой.

Отстрочит и спишется комбатом.

Двадцать третьего лишь три процента

средь живых остались в сорок пятом.

Родились мы, видимо, в сорочках

чтоб войти в проценты непременно.

Потому в нелегких моих строчках

боль и торжество одновременно.

После отошедших лихолетий

жизнь свою подарком принимаю .

Был в двадцатом веке двадцать третий,

сорок третий, сорок пятый с маем.

Я, мальчишка, в чине «капитана»

в сорок пятом, миром лишь побредив,

салютую в небо из нагана

выстраданной ранами Победе.

А сегодня, сединой припудрен,

мысленно по памятному маю

вновь прошел я, вглядываясь мудро,

и не так, как прежде, понимаю.

cms-image-000006568.jpg