Более двадцати лет его рубрика “Таймер” жила и свободным слогом информировала читателей газеты о насущных событиях в мире, стране и регионе. Однажды был даже уникальный случай, когда после инфаркта, в палате реанимации, он писал свой очередной материал, чтобы не возникло паузы в его долговременном “курьерском поезде”.
Он сам был по своему складу ума и души хранителем времени – изумительным рассказчиком, носителем памяти, проводником здравомыслия. Опыт его жизни вобрал в себя всю географию тогдашнего “Союза нерушимого” – от Буга до Камчатки и обратно. Избрав стезю странствий, Михаил Янчук окончил Новосибирский институт инженеров геодезии, аэрофотосъемки и картографии, а далее судьба водила его по таежным сопкам, падям и рекам. Обладая несомненными лидерскими качествами, он был “начальником партии”, о чем с изрядной долей юмора рассказывал в кругу друзей, поскольку к партиям политического толка категорически не хотел принадлежать.
В 1983 году родные места перетянули его – и он обосновался в городе над Бугом, будучи принят инженером в “Брестжилпроект”. В его трудовой книжке масса поощрений, премий и наград, среди которых есть и звание “Лучший по профессии”.
Но помимо геодезии и картографии, он всю свою сознательную жизнь занимался литературным творчеством, писал стихи и прозу, заносил в путевые блокноты свои наблюдения. Пожалуй, это однажды и привело его в “Брестский курьер”, когда мы только еще “становились на крыло” в начале 90-х. И тогда же Янчук с его зоркостью взгляда, острым пером и точностью суждений стал центровым автором “БК” – на все последующие годы до самой кончины. Он и умер-то на работе, за компьютером – “в полете мотор отказал”…
Не так давно вышла книга его рассказов “Я – “Фирма-17”, в которой повествуется об одиссеях Михалыча по Сибири и Камчатке. Подготовлено им также еще три книги рассказов. Разумеется, они будут изданы “Брестским курьером” в память о Михаиле Янчуке.
…В прошлую среду мы проводили нашу традиционную редакционную “планёрку”. Спросили у Михалыча: “О чем будет “Таймер”?
“Время подскажет”, — сказал Михалыч.
Увы, теперь этот “Таймер” – о нем…
Светлая, светлая память!..
Коллектив “Брестского курьера”
Михаил ЯНЧУК
СИЛА ГАЗЕТНОГО СЛОВА
Из новой рукописи книги рассказов
Заканчивались летние каникулы. В середине шестидесятых лет прошлого века я был старшим ребенком в семье из четырех детей, трое первых из которой на тот момент учились в ближайших к нашей деревне школах-интернатах.
Прежде чем проститься с младшим братом, возвращавшимся из материнского дома в бывшую тогда еще восьмилеткой Высоковскую школу-интернат, и отправиться к себе в десятый класс Брестского интерната, я отвез на велосипеде сестру в Лютинский интернат. Оставив её в начавшем уже собираться после каникул обществе одноклассников, я выехал на проходивший через эту деревню из Бреста на Высокое старый польский грейдер, чтобы от соседнего Кустына свернуть на свои Яцковичи.
И тут на меня обрушился спорый и еще летний, а потому наверняка кратковременный дождь, который заставил меня подумать об укрытии.
Поскольку грейдер с обеих сторон был обсажен старыми толстыми вербами, наверняка помнившими еще времена Первой мировой, проще всего мне показалось укрыться под одной из них. Выбрав подходящее для этого дерево, я прислонил к нему свой повидавший виды велосипед и укрылся за ним с подветренной стороны, прислонившись к его объемистому шершавому и удачно для меня слегка наклоненному стволу. Вскоре ко мне присоединился явно местного вида мужик, тоже ехавший на своем велосипеде в сторону Кустына и по моему примеру надумавший переждать этот всплеск атмосферного мочилова.
Вежливо испросив моего согласия, он прислонился к широкому вербовому стволу рядом со мной ,и мы на пару принялись пережидать этот напор стихии, изредка обмениваясь короткими замечаниями. Однако вскоре ветер изменил направление, и нас стали забрызгивать налетавшие сбоку косые струйки дождя. Деревня с нашей, восточной стороны грейдера еще не закончилась, но редко стоявшие на ее окраине домики, отступив от дороги вглубь огородов, располагались от нас достаточно далеко.
— Давай спрячемся вон в той хате, — предложил я мужику, указав на стоящий напротив нашей вербы небольшой, явно потрепанный стихиями домик.
— Пустой номер. Промокнем с тобой еще больше, — скептически возразил мой сосед по придорожному укрытию. А когда я усомнился в правоте его слов, пояснил мне, что в этой хате живут две женщины. Муж старшей из них погиб на войне, а ее дочка так и не вышла замуж, потому что почти всех ее сверстников, призванных в 1944 году, вскоре выкосили на Висле, когда командование погнало их необученными на немецкие пулеметы.
— У них что крыша, что чердак протекают как решето, — пояснил мой случайный собеседник и добавил, что от дождя обе женщины прячутся в стоящую посреди хаты огромную хлебную печь, закрываясь большой жестяной заслонкой. А после дождя выливают за порог жестяные ведра и тазы, доверху наполненные водой.
Дождь вскоре закончился, и мы с моим сотоварищем по стоянию под вербой неторопливо поехали дальше, продолжая завязавшуюся между нами беседу. Вернувшись в Брест, я первым делом написал в областную газету «Заря» эмоциональную и укоризненную для местной власти заметку, повествовавшую о горькой судьбе двух лютинских женщин, по воле судьбы лишившихся своих кормильцев и защитников и теперь вынужденных прятаться от дождя в хлебную печь. Лично доставив свой опус в редакцию, размещавшуюся тогда на перекрестке улиц Пушкинской и Комсомольской, я с нетерпением ожидал его публикации, терпеливо и очень внимательно просматривая все свежие номера газеты.
Однако прошла неделя, за ней другая и третья, сентябрь плавно перетек в октябрь, а моей публикации так и не появилось. В первый же день осенних каникул, поехав на велосипеде за сестрой в Лютинский интернат, я, проезжая мимо, взглянул на знакомую хату на южном краю деревни и в изумлении остановился. Она поразила меня своей новой крышей, светящейся добротно подогнанной доской торцевыми щитами, блестящими краской наличниками новых оконных рам. Остановив проезжавшего мимо на своем велосипеде сельчанина, я спросил у него, кто и когда так основательно отремонтировал эту хату.
— Колхоз ситу хату поладыв, — невозмутимо ответил мне он. – Щэ в сентябровы матерьял завызлы, а на другий дэнь брыгаду прыслалы. За два дни до того з Бэрэсця комиссия прыизжала и прыдцыдателям колхоза и сельсовета добрэ хвосты накрутыла. А чого ты пытаеш?
— Да просто потому, что уже два месяца здесь не бывал, — ответил я, в душе проникаясь священной значимостью печатного слова, пусть даже в полном своем объеме и не реализованного. Теперь я хорошо понимаю, что моя эмоционально сверх меры насыщенная заметка в то время по идеологическим соображениям никак не могла быть опубликована, но конечной своей цели наверняка достигла, будучи отправленной скорее всего в райком партии на реагирование.
Ответить