Под шумок прекраснодушных слов, которые будут сказаны  накануне праздника в честь учителей, за букетами цветов и коробками конфет, которые будут им вручены, мы с горечью констатируем тот факт, что престиж профессии учителя в нашем обществе упал, как это модно сейчас выражаться, ниже плинтуса. Дело даже не в условиях и оплате труда учителя, а в его статусном – еще одно новомодное словечко – положении среди сограждан. Интеллигентность, образованность, способность мыслить, столь ценимые в еще недалекие времена, нынче потеряли свою актуальность. Что ж, сейчас котируется человек действия – способный протолкнуть и продвинуть, и не важно – что, важно – как. Быстро и легко. Тем временем даже элементарная грамотность падает. Далеко за примерами ходить не надо, стоит только почитать записи во всевозможных социальных сетях.

Осознание наличия проблем в системе образования, в общем и целом, есть. Некоторые попытки реформирования худо-бедно проводятся в жизнь. Мгновенных результатов ждать не приходится, слишком тонкая, как говорится, материя. Но известно ведь, все новое – хорошо забытое старое. Может быть, стоит оглянуться назад и посмотреть – что и как было раньше.

У одного из самых моих любимых поэтов, который был еще и школьным учителем, – Александра Кушнера – есть такие строчки: «А я на школьных сквозняках состарюсь, мел кроша в руках, втирая в доску, что есть силы…». Вот о них, о людях, проведших жизнь на школьных сквозняках брестских школ и гимназий конца XIX – начала XX века, наш скромный очерк, в котором мы использовали некоторые документальные свидетельства и воспоминания.

cms-image-000008142.jpg

 «Классики»

Понятие классического образования включало обязательное знание древних языков – греческого и латинского. И, хочешь – не хочешь, ученикам приходилось зубрить все эти спряжения-склонения еще в гимназии. Это сейчас азы латыни «проходят» только на филологических факультетах да медицинских.

Самым, пожалуй, известным из тех, кто преподавал в гимназии Брест-Литовска, стал эллинист Яков Георгиевич Мор. Правда, известность эта была несколько двусмысленного характера. В нашем городе он начинал свою педагогическую карьеру, окончив Юрьевский университет. Затем преподавал в Витебской и 6-й Петербургской гимназиях. В начале 90-х годов XIX века возглавил 8-ю Петербургскую гимназию, сменив на посту директора этого учебного заведения Иннокентия Анненского, которого тогдашняя интеллигенция знала только как прекрасного преподавателя и филолога. Как поэт Анненский прогремит позже. Это было первое пересечение дорожек Мора и Анненского. Второй раз они столкнутся в годы первой русской революции. В 1906 году Анненского, который в это время возглавлял Царскосельскую императорскую гимназию и стоял на демократических принципах и в общественной жизни, и в педагогической деятельности, вынудят уйти в отставку. А на его место поставят Якова Георгиевича, который станет удобной фигурой для власть предержащих. Любви учеников и большинства преподавателей он не завоевал, однако современники отмечают его организаторские способности. Благодаря его действиям были наведены порядок и дисциплина, а также отремонтированы пришедшие в негодность помещения и классы. Чистота, порядок и дисциплина – эти требования новоиспеченного директора гимназии были главными. Эллинист, автор нескольких учебников греческого языка возглавлял Царскосельскую гимназию на протяжении восьми лет и ушел с поста директора в 1914 году в лучший мир. Один из выпускников гимназии, поэт Дмитрий Кленовский, писал, что Яков Георгиевич «был строгим, но умным и толковым стариком».

Наверняка интересной личностью был преподаватель французского языка Брестской прогимназии Август Давидович Грожан. Согласно Памятным книжкам Гродненской губернии, в наших краях этот учитель, по происхождению, между прочим, швейцарец, находился с октября 1869 года. Диплом учителя он получил в Киеве. В восьмидесятых годах преподавал в Гродненской мужской гимназии. Сыновья нашего «европейца» ушли в русскую революцию. Младший сын – Павел Грожан – был членом РСДРП. Бежал в 1905 году из ссылки. Во главе боевой дружины охранял митинг и похоронную процессию на похоронах Баумана 22 октября 1905 года. В тот же день и погиб под нагайками черносотенцев. Старший – Юлиус Грожан – по образованию химик, тоже не удержался от борьбы за переустройство мира. Вступил в партию большевиков. Вместе с Леонидом Красиным организовывал подпольные типографии в Москве. Когда Красина назначили наркомом внешней торговли, тот не забыл своего боевого товарища и взял к себе помощником. А вот далее его следы обрываются. Может, после смерти своего шефа остался за границей. А может, был репрессирован…

cms-image-000008141.jpg

 «Естественники»

Вообще-то, должен сказать, работа с архивами, с памятными книжками нами проведена огромная. Список учителей, преподававших в различных учебных заведениях Брест-Литовска второй половины XIX века – первой половины XX, со справками о них занимает тридцать страниц убористого текста. Да и самих учебных заведений для небольшого уездного города было немало. К примеру, на 1915 год в  Брест-Литовске насчитывалось 2 гимназии, 7 приходских начальных школ, четырехклассное училище, частное коммерческое семиклассное училище, основанное Александром Александровичем Синкевичем, ряд еврейских школ. Существовали два железнодорожных училища (двухклассных), заведующим одного из них был Иван Осипович Онищик, похороненный на Тришинском кладбище. В 20—30-е годы XX века, когда Брест входил в состав Польши, помимо польской гимназии им. Р.Траугутта действовала Русская гимназия. Другое дело – скудость информации. А ведь за сухими цифрами и определением «преподаватель такого-то» стоят человеческие жизни со всеми их большими и малыми перипетиями. А нам хочется еще подать и некоторой остроты, и изюминки…

Такой «изюминкой» вполне может быть преподаватель физики сначала частного училища Синкевича, а в «польские часы» Русской гимназии Владимир Емельянович Никонович, известный тем, что не соглашался с Эйнштейном по поводу его теории относительности и полемизировал с ним. Вот два небезынтересных свидетельства о нем. Митрофан Зноско: «Свой предмет знал он, видимо, блестяще, вел личную переписку с Эйнштейном, с которым затеял ожесточенный спор по теории относительности». Ставший впоследствии священником, Зноско говорит о Никоновиче как о чудаке и жизнелюбе. Отцу Митрофану вторит и выпускник Русской гимназии Михаил Викторович Монтвилов: «Он не пользовался большой симпатией среди учеников, не умел их увлечь своим предметом и вообще по характеру был не общителен. Но не лишен был оригинальности, которая, казалось бы, должна была заинтересовать: он был убежденным противником Эйнштейна и яростно доказывал всю, по его мнению, несостоятельность его теории…» Физики, они часто бывают чудаковатые. Владимир Емельянович еще и философские труды писал. Один из них, посвященный Чарльзу Дарвину, был издан в Киеве в 1909 году. Другой – не больше не меньше – «Научные и философские опыты», был издан в Москве в 1909 и 1916 годах. Третий – очерк об английском философе и социологе Герберте Спенсере – вышел в Бресте в 1926 году.

В Русской же гимназии в тридцатые годы преподавал естественные науки Владимир Николаевич Валенков. Вспоминает Михаил Викторович Монтвилов: «Он был хорошим педагогом, человеком доброжелательным, мягкого, совсем не агрессивного характера. Ученики его любили, но и – немного нечестно – использовали его мягкость и доброту, зная, что он никогда «гадости» не сделает и «среднюю» за четверть выведет, а мальчишескую шалость покроет…» К тому времени, как Владимир Николаевич обосновался в Бресте, у него за плечами было преподавание в знаменитом Тенишевском училище и в университете Санкт-Петербурга. Судя по монографии, посвященной Осипу Мандельштаму, азы естественных наук великому поэту давал именно Валенков. Позже Владимир Николаевич переберется в Германию, где и проведет остаток длинной жизни. Его имя часто упоминается в буквально только что вышедших в Москве дневниках академика В.М. Жирмунского.

«Фамильное древо Брестчины» уже не раз обращалось к судьбам учителей и преподавателей. Будем делать это и впредь. Хотя бы просто потому, что помнишь тех, кто тебя хоть чему-то научил, и ничего, кроме благодарности к этим людям, не испытываешь.