Так оно, в общем, дорогие читатели, и задумывалось. В последнем очерке «Фамильного древа» прошлого года мы рассказали о земном пути католического священника, причисленного к лику святых, Рафала Калиновского. Новый год открываем жизнеописанием отца Николая Пискановского, православного священника, уроженца Брестчины.

Переплетение судеб. Обстоятельства времени и места, дополнения и переклички. И времени связующая нить, и уточнение собственного местонахождения в этом мире. И подтверждение той простейшей мысли, что на наших широтах, увы, человеку предлагается не так много вариантов его судьбы. «Судьба выбирает нас, а не мы судьбу», – сказал поэт. И ничего другого человеку не остается, как принять и со смирением и душевной стойкостью нести свой крест.

 «Продуман распорядок действий»

Да, в случае Николая Акимовича Пискановского, родившегося 16 апреля 1887 года, думается, все было предначертано и расчерчено изначально. Только всего-то и нужно было – прожить то, что суждено на его веку, и не отречься.

И дед, и отец его были священниками. Протоиерей Иоаким – отец нашего героя – служил в церкви села Збироги неподалеку от Жабинки. Была и еще одна немаловажная деталь – младенец Николай родился с врожденным пороком сердца. И это тот самый, может быть, единственный порок, который возвышает. Ибо нет лучшего камертона между людьми, чем сердце. Больное же сердце настроено еще тоньше, оно еще более чуткое, еще более отзывчивое.

Так что суетных мыслей, метаний и проблемы выбора жизненного пути для отрока Николая попросту не существовало. В 1909 году окончивший духовную семинарию юноша был определен псаломщиком в Свято-Симеоновскую церковь деревни Стригово близ Кобрина. (Храм, построенный в 1808 году, был деревянный и пережил множество войн, но сгорел в пожаре 7 ноября 1975 года). Здесь прошли четыре года его служения.

1913-й – последний год старого мира. Мира, не сошедшего с катушек. Мира, в котором человек был соразмерен сам себе. Больше такого мира не будет. Через год начнется другая история, всегда с приставкой «сверх» — сверхусилия, сверхскорости и поверх всех барьеров, в том числе этических. А пока жизнь идет своим чередом. Псаломщик Николай Пискановский рукоположен в дьяконы с переводом в храм Святого Николая Брест-Литовской крепости. Тогда же и женился на учительнице, дочери протоиерея из деревни Страдичи Петра Котовича – Клавдии. Остановись, счастливое мгновенье!

 Благословение Тихона

Радость и горе будут теперь всегда идти рука об руку. С началом войны храм Святого Николая, в котором продолжает служить Николай Пискановский, преобразован в госпитальный храм. В конце февраля 1915 года у отца Николая и матушки Клавдии родилась дочь Ксения. Возможно, еще и поэтому, как потом вспоминала Ксения Николаевна, отец Николай считал себя настоятелем именно этой церкви.

Через полгода отступающие русские войска практически весь город сожгли. Госпиталь эвакуировали в Одессу, а епархию – в Москву. Николай и Клавдия с младенцем на руках отправились вместе с госпиталем. Только после того, как он был специально вызван из Одессы, Николай Пискановский прибыл в Москву и был рукоположен в Храме Христа Спасителя в священники храма Святого Николая Брестской крепости владыкой Тихоном, будущим патриархом. Да, священник храма, в который он никогда больше не войдет и, однако же, повторимся, настоятелем которого будет считать себя всю оставшуюся жизнь.

 Слово Божие под ружейную пальбу

Дальше будет только хуже. Страна охвачена гражданской войной, в которой победителей не бывает. А хуже всего то, что в гражданских войнах перестают работать какие бы то ни было сдерживающие, этические начала. Все против всех и каждый сам за себя.

Одесса, 1918-й. Тот самый госпиталь и госпитальный храм, в котором служил отец Николай, ликвидированы. Был ли у него шанс вместе с десятками тысяч беженцев оказаться на побережье Турции или Болгарии? Если и был, то он им не воспользовался. Да и невозможно представить себе такого человека бегущим от своей судьбы. Отец Николай вместе с женой и дочкой перебирается в село Павлыш под Кременчугом. Под ружейную пальбу банд всех мастей служит в местной церкви. Не раз был на волосок от гибели, дважды чуть не угодил под расстрел. Бог миловал. А в ноябре 1919-го родился сын, которого тоже нарекли Николаем. Когда в начале 1920-го в одном из соседних сел убили священника, отец Николай, не задумываясь, отправился туда служить. Вскоре стал благочинным, то есть начальствующим над несколькими приходами. Ходил из села в село, проповедовал, устраивал крестные ходы.

Тут надо упомянуть, что большевики пытались расколоть православную церковь. В противовес патриарху Тихону они инспирировали группу из представителей епископата и духовенства. Их называли «обновленцами». Однако затея с «обновленцами» провалилась. Широкой поддержки среди рядовых служителей церкви они не получили. Не в последнюю очередь благодаря энергии таких священников, как отец Николай. Эта борьба с «обновленчеством» непосредственно для отца Николая сопровождалась бесконечными вызовами в местные отделы ОГПУ и всяческими провокациями.

На Соловках

Последние двенадцать лет жизни отца Николая прошли в тюрьмах, лагерях, ссылках. Началось все в 1923 году  с суда над «церковниками» в Днепропетровске. Различие между ними состояло только разве что в степени переносимости условий. Скажем, находясь в ссылке в Полтаве в середине двадцатых, он мог еще относительно свободно перемещаться по деревням и даже открыто вести службы. В это же время он занимался налаживанием связей между священниками. Практически это была подпольная деятельность!

И эта «вольница» закончилась в мае 1928 года, когда он был в очередной раз арестован, уже в Воронеже, и 14 сентября того же года отправлен на Соловки. К тому времени там уже находились многие его друзья и сподвижники из украинского епископата – священники Василий (Зеленцов), Дамаскин (Цедрик), Парфений (Брянских). Через два года там же, в Воронеже, арестуют и жену отца Николая – Клавдию.

В это же время на Соловках отбывал свой срок Дмитрий Сергеевич Лихачев, который оставил в своих воспоминаниях поразительное свидетельство о том, каким человеком был отец Николай:

«Его нельзя было назвать веселым, но всегда в самых тяжелых обстоятельствах он излучал внутреннее спокойствие. Я не помню его смеющимся или улыбающимся, но всегда встреча с ним была какой-то утешительной. И не только для меня. Помню, как он сказал моему другу, год мучившемуся отсутствием писем от родных, чтобы он потерпел немного и что письмо будет скоро, очень скоро. Я не присутствовал при этом и поэтому не могу привести точных слов отца Николая, но письмо пришло на следующий день. Я спросил отца Николая – как он мог знать о письме? И отец Николай ответил мне, что он и не знал, а так как-то вымолвилось. Но таких «вымолвилось» было очень много… Отец Николай знал, что его жену также арестовали, и очень беспокоился о детях: что, если возьмут в детдом и воспитают атеистами! И вот однажды, когда его вывозили из лагеря, в Кемперпункте (Кемский пересыльный пункт) он стоял в мужской очереди за кипятком. С другого конца к тому же крану подходила женская очередь. Когда отец Николай подходил к крану, он увидел у крана свою жену. Их заслонили заключенные (разговаривать мужчинам с женщинами было строго запрещено), и отец Николай узнал радостную для него весть – детей взяли верующие знакомые…»

Он, с больным от рождения сердцем, выдержал три года заключения на Соловках. Но и после окончания срока его продержали еще пять месяцев на принудительных работах. И только после прямого обращения шестнадцатилетней (!) дочери Ксении непосредственно к Екатерине Пешковой, первой жене Горького, которая возглавляла Комитет помощи заключенным, ему позволили поселиться в Архангельске.

 Последний арест

Больной и изможденный сорокапятилетний старик, лишенный всяких средств к существованию, был вынужден еще работать сторожем на кирпичном заводе. Наконец, в 1934 году из лагеря вышла и его жена. Приехали в Архангельск и дочь Ксения, и сын Коля. На короткое время семья воссоединилась…

Уже в сентябре 1934 года снова арест за «принадлежность к контрреволюционной организации сторонников истинно-православной церкви». До очередного судилища отец Николай не дожил. Скончался 10 апреля 1935 года. И то сказать – сколько можно еще было испытывать веру этого человека?