Просматривая на исторических интернет-ресурсах периодику вековой давности, приходишь к одному и тому же банальному выводу о неизменности человеческого ума и сердца. Сто лет назад не враз, не в одно мгновенье, а исподволь и планомерно накалялась атмосфера в мире. Возрастали ненависть и агрессия, ложь и нетерпимость. Все это вместе привело к ужасающим последствиям. Весь двадцатый век человечество стояло на грани самоуничтожения. И то, что оно все-таки выжило, может быть, скорее случайность, чем закономерность.
К таким временам трудно быть готовым на все сто, но попытаться можно. От глупости, лжи и нетерпимости, если не спасают, то дают хотя бы некоторую надежду на спасение, противоядие и обезболивающее, образование и чувства добрые, пробуждаемые лирой. Вот это противоядие от «пошлости человеческого сердца» пытался привить своим воспитанникам выдающийся болгарский просветитель Тодор Минков. Или, как его величали на просторах Российской империи, Федор Николаевич Минков.
И опять же одновременно удивляешься и не удивляешься своеобычности человеческой судьбы и человеческой памяти. В свое время он был человеком известным и в Российской империи, и в кругах болгарского национального возрождения. Еще при жизни Минкова в России вышла книга о нем и деятельности Южнославянского пансиона. В 1970-м в Софии была опубликована его биография. Но могила его была найдена совершенно случайно только в 2012 году на старом кладбище в Дрогичине.
«Мой дядя самых честных правил…»
Родился будущий просветитель и генерал царской армии в болгарском городе Русе, принадлежавшем тогда, как и вся Болгария, Османской империи, 2 января 1830 года. Сейчас Русе – крупнейший болгарский портовый город на Дунае. Отсюда же родом, между прочим, лауреат Нобелевской премии по литературе Элиас Канетти и чемпион мира по шахматам Веселин Топалов.
Настоящая фамилия сегодняшнего героя «Фамильного древа» – Георгиев. Но семья Георгиевых жила в Русе, судя по всему, одним домом со старшим братом жены главы семейства – Тодором Минковым, крупным местным негоциантом, человеком влиятельным и властным. Может, своих детей у него не было, и дядя настоял, чтобы мальчику дали его имя и фамилию, а он в свою очередь брал на себя все заботы и расходы по воспитанию ребенка. Из чего можно заключить, что сам Никола Георгиев, хоть и был торговцем, но звезд с неба не хватал и находился по отношению к богатому родственнику в подневольном положении.
Дядя, надо отдать ему должное, сделал все и даже больше, чтобы племянник вырос умным и образованным человеком, состоявшимся как личность, многогранная и преуспевающая во многих своих начинаниях.
Европейское образование
и русская классика
Да, видимо, у дяди были четкие представления о том, как и где должно мальчику мужать. Возможно, он хотел вложить в племянника то, чего ему самому не хватало. Такое нередко случается. После окончания начальной школы старший Тодор Минков отправляет младшего Тодора Минкова в Европу. Классическое гимназическое образование юноша получил в Вене. После чего поступил в политехнический институт в Дрездене. Да, знание иностранных и древних языков и вообще гуманитарных наук никак не мешает разносторонне одаренному человеку в изучении математических и технических премудростей. В Дрездене он коротко сошелся с русскими студентами, которых в ту пору вообще по Европе было изрядное количество. Быстро выучил русский язык, тем более что при непосредственном общении это всегда дается намного легче. Наверняка, именно русские студенты приохотили Тодора к чтению русских классиков. Во всяком случае, исследователи пишут, что Пушкина и Гоголя он читал запоем…
Раны и приобретения
Крымской войны
На Крымскую войну 1853 – 56 годов Тодор пошел добровольцем, будучи студентом. Дядя, между прочим, столько вложивший в племянника, не возражал. Участвуя в боях при защите Севастополя, получил ранение. После чего был переведен на должность одного из адъютантов главнокомандующего Южной армией князя Михаила Горчакова. Видимо, знакомство с князем и служба при нем оказали на молодого человека сильное влияние. Во всяком случае, опять же, как пишут биографы Минкова, портрет его сиятельства он хранил до конца жизни. Может быть, знакомство с князем осталось единственным светлым пятном этой войны для Минкова. Да и для России Крымская война ожидаемых дивидендов не принесла. Кроме, разве что, осознания необходимости реформ во всех сферах государственного устройства – общественной, экономической, военной. Отмену крепостного права через пять лет после ее окончания многие напрямую связывают с неудачными результатами Крымской кампании.
Бои за сердца и умы
после войны
Минков хотел остаться в России. Однако все тот же князь Горчаков настоятельно посоветовал ему вернуться в Дрезден и закончить образование. Бывший адъютант внял этому совету. В Россию он возвращается только в 1861 году уже с дипломом.
В это же время расширяются контакты между южнославянскими народами и Россией. В империю едут многие молодые люди, выходцы с Балкан, мечтающие о хорошем образовании. Со стороны же российского правительства и высших кругов росло понимание того, что открытие специального учебного заведения для южных славян сыграет значительную роль, как в плане имиджа страны, так и в плане «кузницы своих кадров». Минков же считал, что только в России могут быть созданы наилучшие условия для воспитания и образования болгарских юношей.
Но в России, как известно, «запрягают долго». Долго выбирали место для пансиона – Киев или Одесса. В конце концов, открыли, при поддержке МИДа, в Николаеве. С апреля 1863 года и на всю оставшуюся жизнь Федор Николаевич Минков будет связан с Южнославянским пансионом. Правда, легко ему не будет. Так оно часто и бывает – благие намерения увязают в бюрократических проволочках и интригах в высших кругах.
Поначалу все было хорошо. Осуществилась его мечта – работать на благо просвещения. Он получил должность младшего надзирателя в пансионе. Можно не сомневаться, что уже в скором времени он бы вышел на первые роли в этом учебном заведении. Но уже весной 1865-го по настоянию николаевского губернатора фон Глазенапа пансион был упразднен. Исследователи пишут, что и турки к этому приложили руки, действуя по дипломатическим каналам. Видя, что от государственных инстанций помощи ждать не приходится, Минков открывает частный Южнославянский пансион.
Число воспитанников пансиона постоянно росло. Если в первый, так сказать, призыв, при открытии частного пансиона в 1867 году, было 15 воспитанников, то уже через три года их количество возросло до 70-ти. Притом что плата за обучение составляла сначала двести рублей в год, чуть позже возросла до трехсот. Дохода Минкову пансион не приносил никакого. Наоборот, в середине семидесятых ему пришлось продать часть своих земель в Таврической губернии, чтобы удержаться на плаву. Идеалистом был человек. Еще в конце шестидесятых Федор Николаевич писал: «Я горячо сочувствую судьбам южнославянских народов, в образовании их вижу единственное средство к возрождению национальности… Достигну ли я своей цели в деле образования болгарского юношества, это может оказаться только со временем; преждевременные похвалы и порицания я считаю равно неуместными… За мною остается только труд и пламенное желание направить нравственное развитие вверенных мне юношей ко всему доброму и честному. Я желаю внушить юношеству пламенную любовь к общему нашему отечеству».
Многие воспитанники Южнославянского пансиона впоследствии стали видными деятелями болгарского национально-освободительного движения, стали известными болгарскими политиками, писателями и музыкантами.
Мировой судья Кобринского уезда
И все же одному тащить на себе такой груз Федору Николаевичу было нелегко. В 1892 году Южнославянский пансион в Николаеве прекратил свое существование. Минков вместе с семьей в 1893-м перебрался в наши края, в имение Ровины, неподалеку от Дрогичина. Но и от дела всей своей жизни тоже не отказался. Пусть и не с тем размахом, но он возродил свое любимое детище, Южнославянский пансион, в этом своем имении. И продолжал воспитывать болгарских детей уже здесь, под Дрогичином. Он быстро приобрел авторитет среди местного населения. Все эти годы, до самой своей кончины в 1906 году, он занимал должность почетного мирового судьи.
Помимо педагогической деятельности Федор Минков выступал как публицист, публиковался в столичных журналах, естественно, русофильского толка.
Все испытала душа этого замечательного человека. Радость любимого труда, известность при жизни, в некотором роде забвение после смерти. В наши дни память о нем вновь оживает благодаря энтузиастам и у нас, и в Болгарии.
Врезка: «Я горячо сочувствую судьбам южнославянских народов, в образовании их вижу единственное средство к возрождению национальности…»
Ответить