Выросло целое поколение белорусов, которые в детстве не играли ни к «трясучку», ни в «пристенок», потому как белорусский рубль рос без своих младших братьев – монеток. Но все может вернуться…

Некогда это было популярно в Бресте, в школах на переменках мальчики собирались парами играть  на деньги. Самая простоя игра – «трясучка». Соперники собирают равную сумму и трясут в ладонях.

— Орел! – загадывает один. После чего ладони раскрываются, и все монеты, гордо повернувшиеся вверх гербом СССР, переходят в карман победителя. Была и игра, про которую вскользь упоминает Владимир Высоцкий: «Сперва играли в фантики, в пристенок с крохоборами»…». Летом 1993-го года советские монеты вместе с рублями ушли навсегда.

Зайчик вышел погулять

Рождение белорусского рубля было как бы вынужденным. СССР шел к переформатированию, контуры будущего были смутными, но на бытовом уровне брестчане замечали, что месяц за месяцем ассортимент на полках сужается, а цены растут. Простые товары превратились в более твердую валюту, чем советский рубль в кармане. В 1992-м в Бресте появились отрезные талоны, «Карта спажыўца». Их выдавали по месту работы, вместе с зарплатой. Идешь, бывало, в гастроном на углу Советской и Гоголя, а к рублям за покупку прикладываешь эти талоны. Теоретически, это должно было защитить от посторонних людей с рублями, которые все скупят, да и вывезут в Польшу… Какие там посторонние, жители пограничного Бреста быстро протоптали тропинки на рынок Бяла-Подляски.

Продавщицам в магазинах с ужасом параллельных денег было нелегко справиться, да и для властей это была головоломка, как наладить контроль. Продержалось это мучение несколько месяцев, 25 мая 1992 года родились наши зверушки – 50 копеек с белочкой и 1 рубль с зайчиком.

Игра на деньги с государством

Поначалу наше зверье было лишь дополнением к советским рублям. В магазине можно было отовариться как за сотню рублей с Лениным, так и за десятку с рысью. Это было время, когда рублевое пространство на просторах СССР еще сохранялось, но каждая республика пыталась перехитрить соседей, печатая собственные дополнения к рублю. «Талоны» в Украине, «вагнорки» в Литве, да и РФ вовсю печатала деньги —  все пытались заткнуть дыры в бюджете.

А что же граждане? Зарплата, полученная в рублях или «зайцах», буквально жгла карман, рискуя обесцениться. Брестчане сметали с прилавков все, что имело хоть какую-то потребительскую ценность. Чтобы получить заграничный паспорт, достаточно было обратиться в один из многих ларьков, торговавших «ваучерами». Это было просто, а товары из магазинов Бреста тут же в сумках уезжали на рынки Польши.

Странная ситуация, когда в обороте два варианта денег, закончилась в июле 1993 года. Россия объявила обмен денег, дав на него две недели. Нашему Нацбанку пришлось с этого месяца взвалить на себя ответственность за обеспечение экономики своими деньгами. Так что можно сказать, что «зайчику», как самостоятельной денежной единице исполнилось 23 года.

Заяц прыгал, как шальной…

Нашему белорусскому зайцу есть чем гордиться, его судьба была наполнена впечатляющими прыжками. Сначала динамика была простой – его печатали неустанно. Простые граждане это замечали по росту цен.

— Почему снова подорожало растительное масло? – недоумевали пенсионеры, далекие от макроэкономики.

— А потому что оно из России или Германии. Чтобы его там купить, нужны марки или рубли, наш заяц там не идет.

— Тогда почему белорусская картошка дорожает?

— Потому как крестьянам тоже растительного масла хочется.

Даже пенсионеры, родившиеся еще во времена Российской империи или «за польским часом», вся сознательная жизнь которых прошла при советском рубле, стали понимать ценность долларов и немецких марок в кармане.

Коммерческие ларьки, заполонившие Брест, превратились в пункты обмена валюты, продать-купить немецкие марки и американские доллары можно было везде.

Скачки в другую сторону

Был и период удивительных скачков «зайчика»  в другую сторону. В начале 1994-го Кебич, готовившийся стать президентом, объявил о планах вхождения в рублевую зону. Брестчане ответили штурмом обменных пунктов, куда сдавали валюту. Планы остались планами, и курс шарахнулся с небывалой силой в другую сторону. Было и локальное, чисто брестское явление, когда Газпром вложился в «Гефест», и рабочим выдали зарплату российскими рублями. Менялы на крыльце колхозного рынка с большим азартом скупали их по заниженному курсу.

А в 1995-м начался еще более удивительный период. Курс застыл на месте, а проценты по рублевым депозитам составляли 300% годовых. Сейчас это кажется просто невероятным, да и публика к этому отнеслась настороженно. От властей ждали подвоха. Но к марту в Бресте, в кассах Сбербанка выстроились огромные очереди – сдать все наличные деньги на депозит было выгоднее, чем заниматься торговлей.

За ситуацией крылся первый кредит Международного валютного банка, 50 миллионов долларов успокоили спрос. Председатель Нацбанка Станислав Богданкевич стоял на позициях сдерживания печатного станка твердо, как скала. Или, как Брестская крепость, которая  15 сентября 1995 года появилась на купюре в 50.000 руб. По иронии судьбы, почти одновременно с появлением этой купюры, эквивалентной 4 долларам на то время, Станислав Богданкевич был снят с должности.

Денежная крепость пала…

Брестчане еще долго несли рубли в банки на депозиты, не догадываясь, что наступает другая эпоха. Нацбанк плавно понижал ставки и весной 1996-го держатели вкладов вдруг обнаружили, что теперь они проигрывают. Дальше начинается многолетний период соревнования государства с производителями, торговлей и гражданами – кто кого переиграет. Появилась такая замысловатая штука, как множественные курсы рубля. Для граждан один, для предприятий, чтобы купить валюту, – другой, межбанковский – третий… Эта вакханалия выталкивала за черту закона как производителей, так и торговлю. Неучтенное производство и работа мимо кассы стали необходимостью для выживания. Представьте себе, как выстроить бухгалтерию, если ценники в магазинах приходилось переписывать чуть ли не ежедневно. Не перепишешь – на выручку не купишь вторую партию товара. Расчеты за наличку под прикрытием небольших партий, проведенных «по безналу», стали нормой. А где наличка – там и криминал. Это были непростые годы и для контрольных органов. Ситуация была такой, что «закрывать» можно было любого, кто шевелится. Работаешь – значит нарушаешь, потому как множественность курсов делает невозможной простую прибыльную работу. Как найти грань между законом и здравым смыслом?

Зеркальным отражением роста теневого рынка стал спрос на услуги неформальных регуляторов, «братва»  в Бресте в те годы стала отчетливо видна. Это тоже часть нашей истории и урок.

В XXI-м веке зайчик потерял прыть

Прямо скажем, несмотря на ряд резких прыжков, наш зайчик постарел и несколько успокоился. Да, обесценивался и периодически пытался худеть с помощью деноминаций. Заслужил было славу самой инфляционной валюты на просторах бывшего СССР. Но, в общем-то, ничего экстравагантного. Даже 2011-й год прошел довольно цивилизовано. Пытался было зайчик глубоко залечь, но аплодисменты на улицах, летом 2011 года, зафиксировали падение. Что до прошлогодних событий, так тут уже не наши денежные власти виноваты, а большая геополитика. Попытка сломать Россию повлекла много неприятных событий для Беларуси вообще, и для Бреста в частности. Экспорт из Брестской области, измеряемый в рублях, резко усох в валютном исчислении. Но это явление временное, все образуется. На фоне былых потрясений это пустяк. Будем надеяться, что и наш «зайчик» вырос, остепенился, и больше не будет прыгать, как угорелый.

До того дня, когда в карманах у детей зазвенят монетки, осталась неделя. Кассирши во всех отделениях банков сейчас вовсю сдают экзамены – все размеры купюр, исполнение, явные и скрытые знаки надо знать наизусть. Спецы ковыряются в автоматах, приспосабливая их для банкнот нового образца…

А я, первое, что сделаю, когда получу горсть монет, так это сыграю в «трясучку», как когда-то во дворе школы…

Валерий ЦАПКОВ

Художник «Нашей Нивы» однажды пофантазировал на тему того, как мог бы выглядеть современный талер.