Как уж только не определяли режиссеры жанры своих постановок по пьесе итальянца Уго Бетти – и мистическая драма, и триллер, и притча. И переназывали соответственно «Козий остров» в «Остров греха» и тому подобное. В белорусском  Молодежном театре первородное название осталось в силе, а вот жанровое определение – история в 2-х частях – от режиссера-постановщика Искандэра Сакаева, приглашенного, кстати, из Питера.

Далекое – относительно – время написания и действия пьесы, 1946 год; далековатая географически и ментально Италия. Разве что коз и там, и в наших палестинах любили и любят разводить. Но зрители не остаются равнодушными, их задевают страсти и отношения людей, их поведение, поступки, которые создают пороговые ситуации.

Козы тоже идут в счет, как материал для сравнения, для метафорического решения действа. В минском спектакле они высокохудожественны – в костюмах и пластике. А еше они некий символ привязчивой, неодолимой  плотской любви, которая заставляет пастухов козьих стад впадать в грех.

И цивилизованные люди, европейцы, причем самые родные и близкие – мать, дочь, свояченица – так строят отношения, что впору задуматься о природе человеческой. Вместе с прогрессом становится ли лучше человек? Или идет обратный процесс? О котором в стихах иеромонаха Романа сказано так: «Мы перестали быть людьми, / И даже не заметили».

На отъединенном тихом острове нет душевного спокойствия у трех женщин – и это решается на сцене их экзальтированной речью, резким движением, рваной пластикой. В этой же стилистике двигаются, пробегают по сцене   козы.

А когда на острове появляется мужчина Анджело – как бог из машины, но Козий бог, то в погоне за ним одинокие женщины совсем теряют родство и человечность. Глава семьи вдова Агата и в воспоминаниях не добра к мужу, она признается в нелюбви и к нежеланной дочери Сильвии, ставшей ей соперницей с приходом в дом чужака – вроде бы из концлагеря, вроде бы перенесшего военные испытания, вроде бы друга погибшего в лагере мужа Агаты.

Говорено немало о том, что  война выжигает мелкое, закаляет дух. Здесь, в спектакле, этого не чувствуется или не проявлено. Напротив, главным становится война полов, отчуждение родных, коварное предательство или месть – оставление попавшего в колодец Анджело на мучительную смерть .

Все решено метафорично – веревка, могущая спасти мужчину, но то оплетающая женщин, то готовящаяся стать петлей для Агаты.

Однако эта образность сценического языка не облегчает тяжелого финала истории, не ведет к катарсису.

Оценим положительно новый для белорусского, преимущественно реалистичного театра символический, пластический язык сложной для понимания философской пьесы. Может, со временем мы привыкнем и начнем лучше его понимать?

Любовь ПАВЛОВА

Фото Натальи Алейниковой