О Евгении Евтушенко, скончавшемся 1 апреля в госпитале американского города Талса (штат Охлакома) на 85-м году жизни после тяжкой болезни, пишут сейчас много и разнообразно. Мне же хотелось бы напомнить нашим читателям о приездах поэта в Брест в разные годы. Многие помнят его яркие выступления на сценических площадках города. А мой рассказ – о некоторых любопытных эпизодах его пребывания здесь.

Первый приезд

С Брестом именитого поэта подружила неутомимая Лилия Григорьевна Батырева, тогда, в начале 80-х гг. ХХ века, еще не имевшая всех нынешних почетных званий и регалий. Она была всего лишь руководителем Музыкального общества Бреста и организатором значительных культурных проектов, выходящих за рамки «провинции». Так, с ее легкой руки в наш город стал регулярно приезжать с концертами великий Святослав Рихтер. Московские связи помогли Лилии Григорьевне установить добрые отношения и с Евгением Евтушенко, первый приезд которого в Брест состоялся в марте 1982 года.

Евгений Евтушенко секретничает с Лилией Батыревой. Фото Э.Кобяка

О, это было не так-то уж просто сделать. В те годы любая личная инициатива должны была быть облечена в некие официальные разрешительные рамки. Организацию пребывания Евтушенко в Бресте провели через существовавший тогда в городе Народный университет культуры. Я в ту пору заведовал отделом культуры газеты «Заря» и, конечно же, не мог пропустить это событие, хотя стихи поэта не раз уже слышал вживую в период учебы в Литературном институте в Москве.

Первое его выступление проходило в Брестском театре драмы, который тогда носил имя Ленинского комсомола Белоруссии. В зале яблоку негде было упасть, публика слушала поэта, затаив дыхание. Тот непринужденно общался с залом, ремарками и пояснениями сопровождая стихи. Аплодисменты зашкаливали.

В последующие дни Евтушенко выступал с чтением стихов во вместительном зале Брестского электромеханического завода и в колхозе «Советская Белоруссия» Каменецкого района у Владимира Леонтьевича Бедули, великого мецената культуры. Всюду опять же был аншлаг.

История с барменом

В завершающий день после серии выступлений и встреч для Евгения Александровича был организован партийно-культурный ужин в дискоклубе Брестского парка – в кулуарной обстановке.

За достойно сервированным общим столом звучали здравицы в честь поэта, звенел хрусталь, всё шло обычным фуршетным чередом. А наверху, этажом выше, начиналась вечерняя дискотека, потолок слегка прошибали ухающие ритмы заводной музыки. Евтушенко уже насытился местными яствами, а также общением за столом и сказал, что хотел бы пойти наверх – взглянуть на молодую публику. Я вызвался его сопроводить.

Поднялись на второй этаж. Полутемный зал мелькал огнями, бодро двигал углами рук и ног. А далее по нашему курсу виднелся ровно освещенный бар. Туда и направился Евтушенко, поскольку в этой движухе повода и возможностей для общения не обнаружил. Бар был пуст. Только за стойкою скучал молодой рослый бармен. К нему и направился гость.

Присев за стойку, внимательно изучил меню – и заказал коктейль, название которого я не зафиксировал. Неторопливо через трубочку испробовал приготовленный напиток. И сказал бармену: «А знаете, молодой человек, у вас в этом коктейле недостает одного ингридиента для соблюдения должной рецептуры». «Какого?» — растерянно спросил бармен. «Лимонной кислоты, — ответил Евтушенко. – Я в этих делах разбираюсь». И, достав из внутреннего кармана пиджака, показал парню за стойкой удостоверение бармена международного класса. Тот, разглядев такую солидную «ксиву» с фамилией владельца, стал пунцовым, лоб его покрылся потом.

Далее меж ними пошел заинтересованный разговор не только о способах и рецептурах коктейлей, а, как говорится, «за жизнь». Было очень интересно наблюдать эту сцену, подтверждавшую, что «поэт в России больше, чем поэт». Прошу прощения за вольную (с улыбкой) интерпретацию имеющей иной глубинный смысл поэтической формулы.

Поэт в гостях у Владимира Бедули в «Советской Белоруссии». Фото Э.Кобяка

Мелодии на вокзале

Как мне напомнила Лилия Григорьевна Батырева, следующие приезды Евгения Евтушенко с ее подачи в Брест были в 1983, 1996 и 2000 годах. Мне же особо запомнился его последний визит в наш город в «миллениум».

Встреча Евгения Евтушенко на Брестском вокзале. Фото Ю.Макарчука

Был месяц декабрь, довольно холодный, с ледяною коркою льда на тротуарах. На дворе стояли уже иные времена, более прагматические, нежели поэтические. И в Бресте было организовано только одно выступление поэта – в зале музыкального училища, тогда еще не колледжа. Евтушенко опять же сумел с ходу разогреть стихами собравшуюся публику, энергично чеканил строки, отвечал на поступавшие вопросы. После выступления раздавал автографы, надписывал книги.

Опять же не обошлось без ужина за импровизированным столом. В этот раз общение имело иной характер – минимум чиновников, максимум литературно-музыкального бомонда. Говорили о многом, расспрашивали Евтушенко и его взаимоотношениях с Бродским, о новой молодой поросли поэтов и прочем. В какой-то момент в банкетном зальчике вдруг погас свет, вызвав веселый переполох, но вскоре опять зажегся.

За разговорами время общения пробежало быстро, уже пора было выдвигаться Евгению Александровичу к отправлению вечернего транзитного поезда на Москву. На вызванном такси я сопроводил его на вокзал. Вошли в зал ожидания – и услышали громкое сообщение для пассажиров, что наш поезд задерживается с отправлением на час! Что делать, чем занять гостя на время ожидания? Не оставлять же здесь его одного.

В холодном и гулком пространстве зала не наблюдалось людей, лишь в сторонке в углу близ стены стоял невысокий русоволосый крепыш, чем-то похожий на Есенина. А возле него, на полу, виднелся черный объемистый футляр явно с музыкальным инструментом. И я направился к этой одинокой фигуре. «Извините, это у вас баян?» — задал вопрос. «Нет, аккордеон», — прозвучал ответ. Оказалось, что молодой человек возвращается в Москву из Гамбурга, где отхватил гран-при на конкурсе любителей-аккордеонистов. В Бресте он сделал остановку, теперь направляется дальше в первопрестольную и ожидает тот же поезд.

«Узнаёшь этого человека?» — показал я на Евгения Александровича, уныло торчавшего посреди зала, как пирамидальный тополь в зимнем голом поле. «Евтушенко? Ух ты!» — ожил от полудремы ожидания мой есениновидный собеседник. «Можешь показать ему свое искусство?», — спрашиваю. «Да запросто. Для такого человека…».

Мы двинулись к поэту, я представил ему музыканта, Евтушенко тут же зажегся заинтересованной улыбкой, в глазах заиграли искры: «Ну-ка, ну-ка…». Аккордеон был извлечен на свет божий и воздет на плечи. Музыкант прошелся по клавишам, заиграв что-то из классики с замечательными переливами звуков. Стало теплее. Аккордеонные аккорды наполнили гулкий зал, отражаясь от мрамора. Одна мелодия сменяла другую, а я и не приметил, как возле нас образовался круг людей, пришедших на звуки музыки.

Приближалось время прибытия поезда на Москву. А Евтушенко, получая явное удовольствие от этого неожиданного вокзального концерта, с улыбкой спросил у аккордеониста, видимо, вспомнив фильм «Место встречи изменить нельзя»: «А «Мурку» можешь?». И на финише выступления прозвучала в классической интерпретации знаменитая одесской мелодия, вызвавшая аплодисменты публики. А тут и объявление на посадку объявили. На поезд, имеется в виду…

На память о том приезде Е.А.Евтушенко в Брест в нашей редакции хранится его автограф, весьма необычный. Годом ранее «Брестский курьер» отмечал свое 10-летие, и нащ художник Владимир Чуглазов нарисовал по этому поводу замечательный рисунок с собачкой в наморднике. Я попросил Евгения Александровича оставить свою надпись на этом рисунке. Он тут же за минуту сымпровизировал свой автограф – двустишие:

«Кто сможет снять намордники с газет,

Тот будет лаем всех собак воспет!»

Такие вот воспоминания.

Николай АЛЕКСАНДРОВ

P.S.

Евгений Евтушенко

МОЛИТВА

Униженьями и страхом

Заставляют быть нас прахом,

Гасят в душах божий свет.

Если гордость мы забудем,

Мы лишь серой пылью будем

Под колесами карет.

Можно бросить в клетку тело,

Чтоб оно не улетело

Высоко за облака,

А душа сквозь клетку к Богу

Все равно найдет дорогу,

Как пушиночка, легка.

Жизнь и смерть — две главных вещи.

Кто там зря на смерть клевещет?

Часто жизни смерть нежней.

Научи меня, Всевышний,

Если смерть войдет неслышно,

Улыбнуться тихо ей.

Помоги, господь,

Все перебороть,

Звезд не прячь в окошке,

Подари, господь,

Хлебушка ломоть — Голубям на крошки.

Тело зябнет и болеет,

На кострах горит и тлеет,

Истлевает среди тьмы.

А душа все не сдается.

После смерти остается

Что-то большее, чем мы.

Остаемся мы по крохам:

Кто-то книгой, кто-то вздохом,

Кто-то песней, кто — дитем,

Но и в этих крошках даже,

Где-то, будущего дальше,

Умирая, мы живем.

Что, душа, ты скажешь Богу,

С чем придешь к его порогу?

В рай пошлет он или в ад?

Все мы в чем-то виноваты,

Но боится тот расплаты,

Кто всех меньше виноват.

Помоги, господь,

Все перебороть,

Звезд не прячь в окошке,

Подари, господь,

Хлебушка ломоть —

Голубям на крошки.

1996