Эта публикация с осени готовилась под общим названием «Два крыла». Она задумывалась как разворот: две поэтических страницы двух поэтов. Слева, – начиная, – должен был быть Владимир Глазов. Справа – еще моложе, ещё незнакомее – Евгений Бесчастный.

Как хотелось – не получилось. Приходится проходить их талант по порядку. В Пасхальный номер вышла подборка стихов Евгения (N 16, стр.23). Сегодня – часть нового цикла В.Глазова. Уступаю площадь «Перекурчика» ему – точно так же, как уступил ее Е.Бесчастному. Говорю честно: я не знаю, кого из этих поэтов и людей я люблю больше (и пытаюсь понять). Судите сами.

О ВЛАДИМИРЕ. Это человек Возрождения: пантеист, богоборец, бунтарь, умница, палочка-выручалочка, отец, ученый… Вы, дорогие читатели, прекрасно знаете его по 6-летней серии статей «Фамильное древо», он даже лауреат премии Брестского облисполкома 2012-го года за заслуги перед культурой Бреста. О стихах Володи: они хороши по самой высокой мерке, какую я знаю. То, что Владимир ученик Евгения Рейна – само по себе ничего не значит; то, что он уважаемый член белорусского ПЕН-клуба – тоже само по себе ниче… Да очень много значит даже это. Меня очень смущают его богоборческие и лермонтово-демонические мотивы в стихах. Однако я верю, что его талант переборет всё.

Александр Микрюков

МИР СУЖАЕТСЯ

«Мир сужается», –

как-то сказал я подруге

в автобусной давке

на Варшавском мосту,

близ границы,

не далее километра.

И направо-налево в окна

текла река и руки

были зажаты

другими телами.

«Что?» – спросила она.

«Мир сужается, –

повторил я. –

Не за что ухватиться», –

заваливаясь влево

вместе со всеми,

сказал я.

И она не расслышала.

Зато

я получил локтем в бок:

«Дрянь! Пошел к бую!»^*

«Извините, – сказал я. –

Рад бы помочь вам,

но не могу.

Мы все двигаемся

в одном направлении

и наши руки по швам».

«Как ты верно сказал:

«Мир сужается», –

задыхаясь, сказала подруга,

когда мы вышли на остановке. –

А можно я это использую?» –

«Да, пожалуйста!» –

ответил я,

потирая ушибленный бок.

(Она – поэт).

Себе я оставлю

более точное и экспрессивное:

«Дрянь! Пошел к бую!»

«Мир сужается» –

повторяю я

из статьи в статью,

из номера в номер,

каждую неделю –

три с половиной страницы текста

четырнадцатым кеглем,

плюс фотографии.

Моя голова –

переполненный автобус,

в котором толкутся все те,

о ком я написал.

Все они мертвецы.

Уже полтысячи человек –

ученые, музыканты,

актеры, писатели,

генералы, картографы,

художники и врачи –

все они едут

в переполненной моей голове.

Днем и ночью…

Днем и ночью…

«Мир сужается», –

задыхаясь, повторяю.

И каждое утро

встаю с кровати,

потирая ушибленный бок,

и слышу:

«Дрянь! Пошел к бую!»

* Эта строчка – эвфемизм. В реальной ситуации человек выразился более междометно.

НЕОБЯЗАТЕЛЬНЫЕ ВЕЩИ

Кроме утренней чашки кофе и сигареты

других планов на день нет.

Можно заняться необязательными вещами.

Включить любимую, 21-ю, симфонию Моцарта.

Выйти на балкон и посмотреть с четвертого этажа

как деловито печатают шаг трудящиеся.

Открыть, наконец, форточку и наблюдать

слияние густого табачного дыма комнаты

с явлением природы – рассеивающимся туманом.

Выпить еще чашку кофе и закурить так,

как курил «Приму» в пятом классе,

пряча сигарету в ладошке.

Сократить словарный запас на день

до размера курящего «Приму» пятиклассника.

Это, увы, практически невозможно,

но когда ты занят необязательными вещами,

хочется думать, что ничего невозможного нет.

Скука, сопутствующая занятию необязательными вещами, –

прекрасна!

Ее не описать словами

курящего «Приму» пятиклассника.

Мельчайшие подробности и оттенки скуки

впитаются тоненькими иголочками в кожу,

вливаются звоночками ультразвука –

ты их не слышишь, но запоминаешь

под бесконечно наигрывающую 21-ю…

ВОТ, ЧТО Я ПОНЯЛ:

Надо укоротить размер

Укротить строку

По возможности –

Избегать сравнений

Избавляться от окончаний –

Не дать проклюнуться ненароком рифме

Оставлять пробелы

Меньше слов –

Больше пробелов

Отменить

Род число и падеж

Только инфинитивы

И существительные

Сокращение мышцы сердца

И словаря –

Стенокардия

Главная часть речи –

Непричастность

ОНО, ВЕДЬ, И ВСЕГДА БЫЛО ТАК

Оно, ведь, и всегда было так:

ты считал себя необязательной вещью,

вытащенной на свет щипцами.

Оно, ведь, и всегда было так:

ты валялся на складах

уцененной продукции.

Нынче ты ничему не удивляешься.

На комиссию идет все подряд –

жизни, большие слова, идеи.

Отдел уценки работает бесперебойно.

А ты, давно уже уцененный,

лежишь и спокойно смотришь

на осыпающуюся штукатурку.

ВИДИМО, ЭТО СТАРОСТЬ

Видимо, это старость.

Необязательные вещи

обретают первостепенное значение.

Полить цветы.

Протереть пыль.

Проветрить комнату.

Накормить гостя.

Видимо, это старость.

Уже не интересует,

кто победит на выборах и в Лиге чемпионов.

Всегда побеждают одни и те же.

Тот, кто побеждает на выборах,

уже победил мои юность и зрелость

и, по всей видимости,

переживет меня.

А в Лиге чемпионов

побеждает тот, кто сильнее.

Тот, кто сильнее,

тому все равно

до меня нет дела.

Вообще, тот, кто побеждает,

тот, кто сильнее –

переживет меня

и ему до меня нет дела.

Так что, главное, не забыть –

полить цветы и накормить гостя.

Раньше, помнится, гостю

перво-наперво

предлагалось выпить.

Видимо, это старость.

Проговаривать вслух

очевидные вещи.

Полить цветы.

Проветрить комнату.

Выпить снотворное.

Я ЭТО ТОЛЬКО ПОТОМ ПОНЯЛ…

Утром, проснувшись,

я, как обычно, сварил кофе.

И пока я его пил,

смотрел в окно.

Снег во дворе таял

с каждым моим глотком кофе.

А потом, оказывается,

когда все это началось,

я читал том «Эллинские поэты».

Ну, там знаете, Гесиод,

Парменид, Архилох,

Каллимах, Сапфо, Алкей…

Что-то подчеркивал карандашом,
что-то записывал в блокнотик.

Мой черный блокнот для чужих мыслей.

Потом, поскольку жена

была на работе,

я приготовил еду –

себе на день и жене на утро,

чтобы она, вернувшись,

после суток в больнице,

после всех уборок, проверок,

после сердечников, почечников,

замерзших бомжей и алкоголиков,

могла поесть немудреную нашу еду

и прилечь поспать.

А потом я возился

с собственными стишками.

Штуки четыре-пять начатые,

ни один не законченный…

И по мере того как

белые листы чернели,

во дворе таял снег.

Двор тоже чернел.

Между зачеркнутыми строчками

я глотал кофе и выкуривал одну за другой…

На письменном столе

скопились дюжина чашек

и несколько пепельниц,

доверху забитых,

как кто-то сказал,

«трупиками сигарет».

Когда я осознал, что ни на что способен,

что не могу закончить ни один стишок,

я вылез в интернет и открыл фэйсбук.

Оказалось, что

только что

закончилась

пресс-конференция президента

и прошло семь с лишним часов

с момента первой моей

выпитой чашки кофе.

Господи, – выдохнул я,

хоть в Господа и не верю, –

все это время

я занимался

необязательными вещами…