— Что значит для Вас международный театральный фестиваль в Бресте? – с таким вопросом обратились мы к горожанам. Вот их ответы.

Сергей Столярчук, сотрудник образовательного центра «Ньютон»:

Фестиваль каждый год вливает новую кровь в жизнь города; когда бы и какой бы спектакль ни посмотрел – это обязательно незабываемо, это всегда событие в жизни, некий внутренний поворот.

Помню, мы с сыном, тогда восьмилетним, смотрели на площади «Бочку смеха» польского театра, это была яркая импровизация, в чем-то понятная и ребенку, не оставила равнодушным и меня, взрослого. Не забуду Литовский молодежный театр, чей спектакль шел на литовском языке, но все воспринималось, принималось душой – перевод был не нужен нам с женой.

Я приветствую «Белую Вежу-2017»!

 Алесь Поплавский, поэт и бард:

«Белая Вежа» очень важна для Бреста, это уже международный бренд, без него наша жизнь немыслима. Хотя на фестиваль ходят в основном люди культуры, интеллигенция, но даже далекому от культуры человеку понятно, что это очень важное событие. Оно расширяет наш кругозор, привлекает в Брест интересные театры, гостей. Я каждый год бываю на театральном фестивале, и в этом году обязательно попаду на него. Это наша гордость.

Елена Диченская, преподаватель Брестского государственного университета имени А.С.Пушкина, искусствовед:

Несмотря на новый учебный год (а это много дел, забот), собираюсь на фестиваль – в свободные вечера. Каждый раз театральный фестиваль – свежее, живое явление на фоне культурной жизни Бреста. Брестский диапазон – это одно, а международные гости фестиваля расширяют этот диапазон. Хорошо, что театральный форум такой разнообразный. Я лично люблю спектакли современной хореографии. Вот в прошлом году видела постановку немцев, по-моему, о Нуриеве, – просто бомба, потрясение для меня. Но и рок-опера по шекспировскому «Гамлету» интересна, особенно молодежи – можно и так видеть классика.

 Таисия Тимошенко, пенсионерка:

Признаюсь, что, любя театр, я не пойду на эту «Белую Вежу». Во-первых, билеты дорогие. А во-вторых, с возрастом я стала избирательней. Может быть, мне труднее пойти в театр после того, как покинул этот свет мой любимый брестский актер Константин Перепелица. Он не был удостоен звания «Народный», хотя так долго и достойно  служил театру. Я считаю, что был блистательным спектакль «Играй, Йоселе, играй» с его главной ролью. Я сравнивала с ленкомовским – наш вариант лучше. И наш «Дядя Ваня» лучше, чем у Туминаса и Кончаловского. Я всегда была патриотом Брестского театра драмы. И хотела бы видеть его успех на фестивале – или знать о нем. Пусть так и будет, пусть фестиваль принесет радость зрителям.

 Опрос провела Любовь ПАВЛОВА

КСТАТИ О ТЕАТРЕ. Из воспоминаний Израиля Штейнгауза о старом Брест-Литовске

«…Вечерами развлекались как умели. Часто пели — в основном русские песни и городские романсы. Отец поигрывал на скрипке. Граммофонов еще не было, а о кинематографе и слыхом не слыхивали. Зато театр в Бресте, конечно, был. Один летний — деревянный, большой, мест на 800, другой — небольшой, мест на 300, зимний, в каменном здании гостиницы.

Помню первое посещение театра. Это было либо осенью 1902 года, либо в начале зимы 1903 года, то есть еще до Японской войны. В город приехала труппа во главе с каким-то знаменитым трагиком. Давали «Уриэля Акосту», и родители собрались в театр. По какой-то причине они решили взять меня с собой, несмотря на рев и решительный протест Исаака, которого, опять же не знаю почему, оставили дома.

Подробнее всего мне запомнились сборы в театр. Мать вырядилась вовсю и, конечно, надела все свои драгоценности: браслеты, кольца, серьги и золотую цепь с часами. Отец надел сюртук с шелковыми лацканами, свежеотглаженные в мастерской полосатые английские брюки, выпустил поверх жилета золотую цепочку, а в жилетный карман положил золотые часы с тремя крышками. Эти часы были предметом нашего с Исааком трепетного благоговения. Увлеченный родительскими туалетами, я даже не запомнил, во что же нарядили меня.

Но вот подъехал загодя заказанный извозчик. Отец надел норковую шубу с бобровым воротником, мать — лисью ротонду, и мы отправились в театр. Все сборы я ясно помню до сих пор, а вот спектакль — очень смутно. Помню лишь молодого чернокудрого Акосту и седого Акисту. Кто же был знаменитый трагик, не знаю. Но кричали они весьма громко, и кто кого перекричал, сказать не берусь. После первого же действия я заскучал, а в начале второго и вовсе заснул на руках у отца. Даже не помню, как меня доставили домой. Все же, чтобы не ронять своего достоинства, на следующий день я рассказал Исааку содержание пьесы. Рассказ этот мало имел общего со спектаклем и с моими впечатлениями…»