Николай Александров, «Брестский курьер», 30.10.2017

«В начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер, один молодой человек вышел из своей каморки, которую нанимал от жильцов в С — м переулке, на улицу и медленно, как бы в нерешимости, отправился к К — ну мосту». Так начинается роман Ф.М.Достоевского «Преступление и наказание». 

Письмо для генерала

Писатель умер в самом начале 1881 года в зимнем Петербурге. А поздней осенью того же года, 15 ноября, в газете «Правительственный вестник» появилось сообщение, которое начиналось вполне в его стилистике:

«13 ноября, около 2 часов дня, на подъезд департамента государственной полиции явился молодой человек с письмом, адресованным на имя товарища министра внутренних дел Черевина…»

Тут стоит остановиться и сделать пояснение. Генерал-майор Петр Александрович Черевин, на то время возглавлявший службу охраны нового императора Александра III, был боевым офицером, прошедшим баталии Крымской и Русско-турецкой войн. Граф Витте так его характеризовал: «Черевин был человек общества, с обыкновенным образованием, но с большим здравым смыслом и умом». Знавшие его отмечали также порядочность и безукоризненную честность генерала.

Итак, зачем направился к нему некий молодой человек?

Читаем сообщение в «Правительственном вестнике» далее:

«По доставлении письма, заключавшего просьбу принять подателя по экстренному делу, свиты Его Величества генерал-майору Черевину, находившемуся в заседании особого совещания для пересмотра дел административно-ссыльных, генерал пригласил доставившего письмо в приемную комнату. Здесь, на вопрос о существе экстренного дела, неизвестный выхватил из кармана револьвер и выстрелил в товарища министра в упор. Выстрел этот, к счастью, не причинил вреда генералу Черевину, который сам обезоружил злоумышленника и приказал его арестовать.

Задержанный на допросе объяснил, что он дворянин Гродненской губернии Николай Санковский и прибыл в Петербург за несколько дней перед сим из Моршанска вместе с мещанином Мельниковым, состоявшим там под надзором полиции по прежней судимости за кражу. Из показания Санковского следовало заключить, что Мельникову было известно о задуманном преступлении и что письмо на имя генерала Черевина было написано им. Вследствие мер, принятых к розыску Мельникова, он был в следующую ночь арестован».

Вскоре, 6 декабря,  «Правительственный вестник» опубликовал по сему случаю добавочную информацию, гласившую, что «при исследовании совершившегося 13 ноября покушения на жизнь генерала Черевина подтвердилось, что при учинении помянутого преступления виновные, действуя под влиянием превратных лжеучений, руководствовались побуждениями исключительно политического свойства. В виду этого министр внутренних дел признал необходимым принять меры к возможно быстрому разрешению дела судом. Поэтому оконченное петербургским городским управлением дознание об уроженце Гродненской губернии Николае Мартынове Санковском, оказавшемся брест-литовским мещанином, и участнике его, петербургском мещанине Павле Николаеве Мельникове, на основании 17 ст. Положения о государственной охране, передано военному суду».

Мещанин во дворянстве?

В недолгий период между этими двумя официальными публикациями (он занял менее трех недель) появилась статейка о данном покушении в газете «Новое время» А.С.Суворина, в которой сообщалось следующее – в духе авантюрных романов Всеволода Крестовского:

«Преступник – уроженец западных губерний, польский дворянин, имевший состояние, но промотавший его, пускавшийся в аферы, содержавший, между прочим, буфет в одном из провинциальных городов. Все эти аферы привели его к крайней бедности, почти к невозможности дальнейшего существования. Он намеревался покончить с собой самоубийством, но в эти критические для него минуты нашелся один из поднадзорных. Он стал обращать кандидата в самоубийцы в свою веру и убеждать его переменить намерение убить себя на намерение убить другого, которого укажут ему, — сделаться не самоубийцею, которого никто знать не будет, а так называемым политическим преступником, имя которого узнает на минуту вся вселенная».

В свою очередь, журнал «Русская мысль» под редакторством В.М.Лаврова в январе 1882 года подверг серьезному сомнению эту беллетристическую фантазию:

«Правительственное сообщение о личности злоумышленника упоминает кратко, что на допросе он назвался дворянином Гродненской губ. Николаем Санковским. Эти слова послужили канвою, на которой «Новое время» постаралось вывести замысловатый узор своего собственного изделия…. Газетная ложь здесь вполне несомненна…»

Это обвинение в газетной лжи подтверждается и ныне доступными документами, в частности хранящейся в  РГИА (Ф. 1328. Оп. 2. Д. 81. Л. 4 об.) «Перепиской о покушении на Главного начальника Охраны Его императорского величества генерал-майора П.А. Черевина. 1881 г.».

Не «тварь дрожащая»?

А вот теперь давайте перейдем к персоне «брест-литовского мещанина» Николая Мартыновича (возможно, Мартиновича) Санковского, которому на момент переломившего его судьбу покушения было 27 лет.

Родился он в городе над Бугом в 1851 году. Далее, как сообщают о нем биографические справки, учился в Вельской прогимназии, но не окончил ее. Кстати, Вельск был довольно крупным уездным центром в Вологодской губернии, а также одним из ссыльных мест империи. Можно лишь предположить, что в северный край семью занесла ссылка старшего Санковского после польского восстания 1863-1864 гг.

Вельск (ныне в Архангельской области). Возможно, здесь учился Н.Санковский

Незавершенность учебы в прогимназии может объясняться либо скудостью домашнего бюджета, либо поведением отрока, повлекшим исключение из учебного заведения. Во всяком случае, его дальнейшая судьба подсказывает скорее всего второй вывод. Когда он стал вольноопределяющимся в пехотном полку, то именно «за важные проступки против дисциплины» был осужден на один год тюремного заключения.

В 1876 году Николай Санковский участвовал добровольцем в войне против турок в Черногории. По завершению кампании служил акцизным чиновником (налоговиком), зарабатывая на жизнь. Вполне очевидно, что его не минула модная тогда эпидемия нигилизма. Но если проводить аналогии, то он ближе не к отринувшему «храм природы» Базарову, сильному и харизматичному,  а к упомянутому выше (в цитате) Раскольникову, стремившемуся доказать, что он «не тварь дрожащая».

Думается, это и повело его к шефу «охранки» Черевину. По утверждению партии «Народная воля», он не входил ни в одну революционную организацию и в данном покушении действовал как одиночка.

Достоевский — о Тургеневе

Наедине с Черевиным

Вот как излагает детали произошедшего, основываясь на архивных документах, историк Игорь Зимин в своей публикации «Царская работа. XIX — начало XX в.»:

«Мещанин Николай Мартынович Санковский, который к революционному подполью не имел отношения, но при этом много пил и, конечно, «болел душой» за Россию, по случаю, «без определенной цели», приобрел пятиствольный бельгийский револьвер «бульдог», в библиотеке по «Адрес-календарю» узнал, «где служит и живет Черевин», выпил водки в трактире «для храбрости», написал там же письмо, в котором обещал сообщить Черевину некую важную информацию, пошел к зданию Министерства внутренних дел, где и передал письмо швейцару.

Револьвер «Бульдог» конца XIX в.

Надо заметить, что сторожа не желали принимать письма, «ссылаясь на то, что в этот день не было приема, но ввиду настойчивости заявлений со стороны его о возможности письма, приняли, и таковое передал барону Дризену». Чиновник министерства барон Дризен счел возможным передать письмо «неизвестного» генералу Черевину, хотя тот и находился на заседании. По прочтении письма Черевин вышел в приемную к неизвестному, которого уже привели туда. Более того, все чиновники немедленно вышли из приемной «вследствие желания неизвестного объясниться с генералом Черевиным наедине». При этом никто и не подумал обыскать этого «неизвестного». После того как чиновники вышли, немедленно последовал выстрел. Когда они ворвались в приемную, то увидели, что Черевин, прижав неизвестного к стене, держит его за руки.

Пистолет, в котором оставались заряженными еще четыре ствола, валялся рядом. Поскольку выстрел был произведен буквально в упор, то его спасло чудо, но и генерал проявил решительность, схватив террориста за руки и не дав ему произвести повторный выстрел.

Как указывается в документах, «из протокола осмотра сюртука бывшего на генерале Черевине в момент покушения на его жизнь видно, что на левой стороне груди и бока сюртука, с наружной стороны два отверстия с разорванными краями, произведенные пулею… внутренняя же шелковая подкладка сюртука не повреждена… отверстие же находящиеся на боку, несколько ниже грудного отверстия… Расположение отверстий и внешний вид их дает возможность заключить, что пуля, проникнув через грудное отверстие, прошла между верхней покрышкой и внутренней прокладкой сюртука и вышла через отверстие в боку».

К описанию Игоря Зимина остается добавить, что очень странным выглядит этот промах Николая Санковского. Может быть, всё же дрогнула его рука, не решился он взять на душу тяжкий грех смертоубийства…

Суд, приговор, каторга

По свидетельству жандармского генерала В.Д.Новицкого, первым желанием Черевина после покушения было лишь высечь Санковского розгами, но этому воспрепятствовал начальник Санкт-Петербургского городского жандармского управления генерал Оноприенко. Тем более что 1 марта того года был убит бомбистами из «Народной воли» Александр II, и власти проводили жесткую политику в отношении любых подобных поползновений.

Между прочим, народовольцы отмежевались от Санковского сразу после покушения, опубликовав 22 ноября объявление следующего содержания: «Во избежание недоразумений Исполнительный комитет считает нужным заявить, что покушение Санковского на жизнь начальника полиции (он же и товарищ министра внутренних дел) Черевина произведено помимо всякого со стороны Комитета ведения и участия».

Судили Николая Санковского военным судом в Петербурге 4-5 января 1882 г. В ходе процесса он не выглядел героическим Рахметовым. Но не был и Раскольниковым, который в эпилоге романа Достоевского ничуть не стремился себя защитить или облегчить тяжесть наказания. Санковскому был вынесен смертный приговор, на что он тут же подал прошение о помиловании с такой мотивацией: «Решительно не имел намерения убить генерала Черевина, а просто сделал это с целью манифестации в совершенно бессознательном состоянии и под влиянием полного расстройства моего организма от падучей болезни». В итоге смертная казнь была заменена на «ссылку в каторжные работы в рудники без срока».

Наказание он отбывал на Нерчинской каторге в Забайкалье – вначале на Каре, затем в Акатуе.

Акатуевская тюрьма

Побег арестанта

Упокоение беспокойного

Каторжанин В.Чуйко в своих воспоминаниях «Год в Акатуе (Из воспоминаний карийца)», изданных уже в советское время, так обрисовал Н.Санковского:

«По-моему, это была одна из оригинальнейших фигур на Каре. Были люди с большим революционным прошлым, с вполне определенными взглядами, были с большими научными знаниями, но не было, мне кажется, такой ярко революционной натуры. Поляк по происхождению, мелкий чиновник, Николай Санковский вряд ли имел какие-нибудь знакомства в революционной среде, по крайней мере, серьезные знакомства… Попав на Кару, он только впервые познакомился с революционерами. Неугомонная, вечно мятущаяся натура, он не обладал особыми знаниями (получил только среднее образование), не имел склонности к усидчивому умственному труду и как будто не находил себе места… Во всех спорах Санковский принимал самое горячее участие и нередко попадал в комичное положение, чему свидетелем пришлось быть несколько раз и мне…»

По описанию П.Ивановской, которая находилась с Санковским в Карийской тюрьме, он был одним из непримиримых, беспокойных заключенных, «взятым в плен врагами». У него были постоянные столкновения с начальством из-за тюремной инструкции.

А чиновник для особых поручений граф А. Кейзерлинг, командированный в Акатуй, в своем отчете охарактеризовал Н.Санковского как крайне нервозного и впечатлительного.

Возможно, это и привело к трагическому финалу жизнь нашего незадачливого героя. В момент одного из конфликтов с тюремной администрацией он бросил чайником в начальника тюрьмы полковника Архангельского, за что был посажен в карцер. Утром 13 ноября 1890 года он был найден там мертвым. Был сделан вывод, что  отравился, опасаясь телесного наказания.

В.Чуйко так описал прощание с ним:

«Приехал тюремный врач Рогалло на вскрытие и нашел, что смерть произошла от паралича сердца. Внутренности и мозг были отправлены для исследования. Когда врач уехал, Архангельский через надзирателя предложил нам проститься с Санковским. Мы пошли в лазарет и в пустой палате увидели Санковского в гробу. Через плохо натянутую после вскрытия кожу просвечивала лобная кость. Лицо было спокойно. Мы постояли у гроба и пошли на работу. Потом уголовные показывали мне его могилу. Вдали, вправо от дороги в гору, виднелась на бугорке свежая могила – это была могила Санковского. Так нашел свое вечное успокоение товарищ, который при жизни никак не мог быть спокойным…»

В 1891 году исследователь Забайкалья Алексей Кириллович Кузнецов совершил путешествие в Нерчинск, расположенный недалеко от русско-китайской границы, где запечатлел на фотографиях условия жизни на каторге Дальнего Востока России.

Подготовил Николай АЛЕКСАНДРОВ