31.03.2020 Николай АЛЕКСАНДРОВ
На разбеге весны покинул этот свет писатель и переводчик Владимир Кукуня – сердце устало и остановилось…
Он более был известен в Бресте как спортивный функционер, связанный с лучным спортом, яркий представитель которого – брестчанин Борис Исаченко завоевал «серебро» на Московской Олимпиаде в 1980 году. Но мало кто знал, что параллельно с этой работой Владимир Григорьевич вкладывал душу в литературное творчество – писал рассказы и повести, а также занимался переводами зарубежных авторов.
Несколько лет назад редакция газеты «Брестский курьер» издала книгу прозы Владимира Кукуни «Виражи белого грача», познакомив широкую публику с автором, соединившим в своем творчестве жёсткий реализм с трепетным отношением к человеку.
Прощай, дорогой друг, мужественный и добрый по жизни. Светлая память!..
Для понимания творческой стези Владимира Кукуни публикуем его рассказ:
ГОЛУБИ И ГОЛУБЯТНИКИ
Чужак
В те времена экзамены в школе начинались с четвертого класса. Несложные испытания, но после них ребята нашей улицы признали за мной право сидеть вечерами в их компании, играть в казаки-разбойники и совершать набеги за макухой и семечками на маслобойку артели инвалидов. Макуху мы съедали сами, а семечки отдавали Витьке. Кормить летных голубей.
Маслобойка занимала угловое здание. Мы попадали во двор с двух сторон и так же улепетывали. Стаи воробьев и голубей кормились рассыпанными на земле подсолнечными и льняными семечками. Воробьи вели себя беспокойно. Дрались, перепархивали с места на место, взлетали на деревья и крыши. Голуби степенно расхаживали по двору, выбирая семечки покрупнее.
– Гунари, – презрительно называл их мой сосед, тринадцатилетний крепыш Витька. Его старший брат, дядя Толя, держал голубей только николаевской, летной породы, и Витька не признавал никаких других. Отец у братьев погиб на войне, И Анатолий был для Витьки самым большим авторитетом.
Я разделял Витькино презрение, потому что простые голуби представляли для нас самую большую опасность. Стоило, подкрадываясь к дверям маслобойки, неосторожно вспугнуть их, как стая взлетала, громко хлопая крыльями, и на шум выглядывал сторож. Тут уж нечего было и думать о макухе… Несколько неудачных набегов — и у меня возникла устойчивая неприязнь к голубям вообще.
Летом дядя Толя уехал на военные сборы. Куда-то на юг. Голубей он оставил на попечение брата. Витька взялся за дело горячо, целыми днями пропадал у голубятни.
Родители мои работали. Очень уставали. Меня опекала бабушка, которая не разрешала уходить далеко от дома. Наша улочка, застроенная одноэтажными домами, не баловала мальчишек развлечениями. Витька, ХОТЬ и старше на два года, был моим приятелем, и без него я скучал.
Деревянный забор разделял дворы. Однажды я забрался в кусты малины и между досками подглядывал за Витькой. А он загонял голубей.
Голубятня – деревянный домик на четырех столбах. В передней части небольшая дверца. Вверху прорезано четыре круглых отверстия, прикрытые большой треугольной решеткой из реек. Она держалась на завесах, а к ее вершине прикреплена веревка, тянувшаяся к гребню крыши голубятни и через катушку к основанию.
Стоя на земле, Витька медленно водил длинным шестом по гребню крыши. Голуби косили глазами на шест и, подталкивая друг друга, перебиралась ближе к решетке. Отсюда они проскакивали в голубятню. Витька дернул за веревку, захлопнул решетку, обмотал остаток веревки вокруг ГВОЗДЯ, подставил лестницу и забрался на голубятню.
Через пару минут он спустился, держа в руках двух голубей, бросил их вверх, схватил шест с красной тряпкой на верхушке и забегал по двору. Тут он увидел меня.
– Серега, давай сюда! – крикнул. – Подержи шест. Я еще пару брошу.
Я поспешно пролез в дыру забора, едва не разорвав рубашку. Шест был тяжелее, чем это казалось со стороны. Бегать по двору я не смог, а лишь поставил шест на землю и слегка покачивал.
На крыльцо вышла тетя Аня, витькина мать. Полная, энергичная женщина.
– Перестань мучить птиц, – крикнула она.
Витька запустил еще пару. Броски получились слабые, а один голубь, громко захлопав крыльями, сел на крышу.
– Как ты машешь, как ты машешь! – раздраженно крикнул Витька.
Он швырнул камень на крышу. Голубь взлетел. Витька засвистел и захлопал в ладоши. Подбежал ко мне, схватил шест и начал размахивать им. Первая пара, оба полностью черные, лишь в середине хвостов виднелось по три-четыре белых пера, забралась высоко. Казалась размером с пятак, не более. Вторая пара, красно-рябые, приближалась к первой. Крайние хвостовые перья почти касались крыльев. Снизу голуби удивительно напоминали надкушенные блины.
– В точки уходят, – отложил шест голубятник. – Пора сажать.
– Витька, принеси пару ведер воды. И смотри, разлетятся голуби – Анатолий тебе по шее надает, – крикнула с крыльца тетя Аня.
– Никуда они не разлетятся, – буркнул Витька. – Гоняю только пригнанных, голубя и голубку одной пары не пускаю, – пробормотал.
Он с сожалением посмотрел вверх и открыл голубятню. Голуби выпорхнули наружу и разлетелись по двору. Витька полез в карман брюк, вытащил горсть семечек, сыпнул на землю и в открытую дверь голубятни. Началась суматоха. Одни голуби летели в голубятню, другие на землю. Черные и красно-рябые начали снижаться.
– Приходи завтра, – весело сказал мой приятель. – Погоняем.
Случилось так, что я пришел раньше.
Под вечер мальчишки собрались посудачить. Замурзанные, босые, в латанных-перелатанных брюках ребята обсуждали события дня. Витька почти не принимал участия в разговорах, вертелся и смотрел на небо. Я тоже поглядывал. Погода стояла прекрасная. Дул легкий ветерок. На небе ни облачка. Самая пора гонять голубей. Но молодой голубятник побаивался вечеров. Голуби могли остаться в ночь и пропасть.
Началось обсуждение состава на игру с футболистами соседней улицы, Витька втянулся в спор. К его мнению прислушивались. Меня определение состава мало волновало. Во всех вариантах я не попадал даже в запас. Мало, оказывается, сдать первые экзамены.
И тут я увидел ЕГО. Голубь летел низко и медленно. На фоне неба он казался большой черной тарелкой с отбитым краем.
– Витька! Чужак! – крикнул я.
Витька вскочил:
– Смотри за ним!
И метнулся через забор к голубятне. Чужак начал спускаться. Витька забежал за голубятню, где чужак его не видел, и камешками стал поднимать голубей. Те хлопали крыльями, взлетали и снова садились. Чужак тяжело опустился на крышу. Пара голубей перелетела к чужаку. Я вбежал во двор, но Витька погрозил мне кулаком.
– Не высовывайся!
Он принес корыто, перевернул его вверх дном, подпер одну сторону палкой, посыпал под корыто семечек, привязал к подпорке конец веревки, а другой взял в руку и отошел к стене.
– Улю-лю-лю-ль! Улю-лю-лю-ль! – приговаривал он, рассыпая семечки по двору.
Голуби, услышав знакомый зов и увидев корм, слетались на землю. Слетела с крыши и Витькина пара. Помедлив и покрутив головой, последовал за ними и чужак.
– Теперь ждать, – прошептал Витька, нетерпеливо потирая ногой ногу.
Голуби торопливо клевали семечки, били друг друга крыльями, норовили клюнуть соперника в шею. Чужак осторожно клевал на обочине, но вскоре незаметно оказался в гуще голубей. Самые смелые уже забрались под корыто. Чужак, вовлекаемый массой, попал в западню. Витька дернул веревку, палка выскочила, корыто упало и накрыло голубей. Витька достал чужака. Черный голубь. И хвост без единого белого пера.
– Сплошной, – с гордостью сказал Витька.
– Вить, – попросил я, – дай подержать.
– Держи. Только крепко. Я сбегаю за нитками и приборкаю его.
Я двумя руками неумело держал голубя и чувствовал, как лихорадочно быстро-быстро бьется его сердечко. Мне показалось, что голубю больно. Хотел взять поудобней, но голубь освободил одно крыло и ударил меня. От неожиданности я выпустил его. Голубь упал на землю, отбежал пару шагов, взлетел и сел на голубятню. Витька все видел.
– Лопух! Голубя держать не умеет. Мотай отсюда. Быстро!
Я юркнул в дыру забора. Мне было обидно и радостно.
Утром Витька, как ни в чем не бывало, крикнул мне через забор:
– Серега! Иди, посмотри.
По земле ходил вчерашний чужак. Приборканый, перья крыльев спутаны нитками.
– Спарую его с голубкой, – сказал Витька. – Не улетит. Вчера, как стемнело, он сам в голубятню зашел.
– Вить, – робко спросил я, – а откуда ты знаешь, что это голубь?
– Темнота, – сплюнул Витька, – ты что, не видишь, как он ходит? Голова высоко поднята. Крупный. Голубка – она пониже, потише, помельче. Ты присматривайся, – засмеялся он. – А то, как чужой.
Месть
В голубятню повадились коты. Витька ходил озабоченный. Он чувствовал и свою вину: часто забывал закрыть дверцу голубятни и коты безнаказанно таскали молодняк. Особенно Витьку разозлила потеря двух только выведенных голубят из-под красной голубки и белого голубя. У малышей перья были еще в колодочках, но различались белая окраска тела и красные бока.
– Толька приедет, – хвастался Витька, – увидит, какую пару бокатых я вывел.
Он осторожно брал их в ладони, дул и любовался.
И вот их не стало.
Витька часами просиживал во дворе, обложившись камнями. Несколько раз ему удалось угодить камнем в кота, кравшегося к голубятне. Но однажды, когда мать послала Витьку на базар, большой серый кот на моих глазах стащил старого голубя с поломанным крылом. Бедняга бежал по земле, взмахивая крыльями, но кот в два прыжка настиг его, схватил зубами за шею и потащил в соседний сад.
Я бежал за ним, бросал, чем попадет под руку, но тщетно.
– Эх ты! Сторож, – только и сказал Витька.
В чулане нашелся старый капкан. Мы отчистили его от ржавчины, едва не прищемив себе пальцы, и поставили у дыры забора, через которую проходила разбойничья тропа. Капкан прикрепили цепью к столбику. Каждое утро наведывались к ловушке, но безрезультатно.
Я уже начал забывать про капкан, как однажды вечером услыхал крик Витьки:
– Серега! Давай сюда!
В капкан попался большой серый кот. Похититель старого голубя. Кот крался на охоту, но устрашенный Витькой, неосторожно метнулся к спасительной дыре и угодил передней лапой в капкан. Кот шипел, царапал землю, затравленно водил глазами и судорожно бил хвостом.
– Повесим его, – жестоко сказал Витька.
Мы старались приблизиться к пленнику, чтобы накинуть ему на шею петлю, но кот яростно крутился на месте и свободной передней лапой старался зацепить нас. Наконец моему приятелю удалось заарканить кота. Освободить лапу из капкана у нас не получалось.
– Черт с ним, – покрутившись, сплюнул Витька. – Повесим с капканом, потом снимем.
Он тянул за веревку, а я дрожащими пальцами распутал цепь, крепившую капкан к столбику забора.
– Держи за цепь, – зло крикнул Витька.
Кота тянула в одну сторону веревка с петлей на шее, а в другую – цепь с капканом на передней лапе.
Через кольцо, закрепленное в стене сарая для сушки белья, Витька продернул свой конец веревки и крикнул мне:
– Бросай цепь!
А сам натянул веревку. Кот повис в воздухе. Царапал когтями стену, отталкивался от нее и поворачивался во все стороны, но капкан с цепью тянул его вниз. Кот уже не мяукал, и не шипел, рот его раскрылся, показывая острие белые зубы и красный язык. Витька безжалостно подтягивал веревку. И вдруг кот обмочился. Он пустил длинную струю, которая описала полукруг и едва не задела нас. Oт неожиданности Витька выпустил веревку.
– Нет. Не могу, – растерянно оказал он. – Давай лучше куда-нибудь его бросим.
И мы потащили кота к дощатому домику в глубине двора. Протиснулись вовнутрь и опустили его в круглое отверстие. Витька ножом обрезал веревку. Кот плюхнулся в жижу.
– А капкан? – спросил я.
– Черт с ним, с капканом, – ответил приятель.
Кот барахтался в жиже, ожил, хрипло мяукал и не тонул, хотя капкан и цепь тянули его вниз.
Радость от поимки нашего врага, возбуждение борьбы давно прошли. Он вызывал у нас смешанное чувство жалости и отвращения.
– Вить, может, вытащим его отсюда?
– Как ты его вытащишь?
– А если подать ему шест?
– Давай попробуем.
Взяли шест, с трудом протиснули его в домик и через дыру опустили коту. Он каким-то невероятным усилием выпрыгнул из жижи, передними лапами зацепился за шест и, вытягивая за собой цепь начал, карабкаться наверх. Быстро-быстро приближаясь к нам. Мы отпрянули от дыры, отпустив шест, который упал в жижу. Верхний конец не доставал до досчатого настила метра полтора. Кот свалился, держась за шест и мяукая.
– Ну вот, – с горечью сказал Витька. – И шест загубили. – И с неожиданной злобой продолжил. – Неси кирпичи. Утопим его.
– Что вы здесь делаете, чертовы дети? – раздался сзади голос витькиной матери.
Она отодвинула нас и заглянула в отверстие.
– Ах вы, мучители проклятые! Креста на вас нет! – закричала тетя Аня.
– Он голубей воровал, – забормотал Витька.
Мы убегала от уборной, получив по паре подзатыльников.
Уж не знаю, как она его вытащила.
Шест нам пришлось делать новый. Я никогда не слышал, чтобы Витька кому-нибудь рассказывая о расправе над котом. Долго молчал и я.
Просо-пшено
В конце лета вернулся с военных сборов Анатолий. Загорелый. Веселый. Похвалил Витьку. Хлопнул по плечу меня.
Приехал не один. Где-то по дороге встретил голубятника и привез его с семьей. Поселились они в летней кухне во дворе у Витьки. Николай пошел работать киномехаником на кинопередвижку, а Клава устроилась уборщицей. Генка и Женька, замызганные, сопливые пацаны трех и пяти лет путались под ногами и постоянно просили есть.
Суматошная семья. Николай подолгу пропадал в поездках. Денег им не хватало. Крики… К тому же Николай привез несколько пар голубей. Чубатые, с хохолками на маленьких головках. Лапатые, с лапками, покрытыми перьями. У одного вокруг шеи совсем не было перьев. Николай называл его «голошей».
– Всю дорогу голошей, – повторял он.
– Как это, всю дорогу? – не понимал я.
– Ну, все время, значит, – растолковывал Витька. – Он не линяет,
а такая порода. Декоративная. Ни у кого таких нет, – гордо добавлял он.
И точно. В нашем городке ни у кого таких голубей не имелось. К нам во двор зачастили голубятники. Поглазеть на невидаль. По мне же, что это за декорация, если их нельзя гонять. Анатолий тоже относился к ним сдержанно. Он работал слесарем в депо и всем представлением руководил Витька. Голубей почти не гоняли.
В дни семейных перемирий Николай, Анатолий, Витька и я собирались в летней кухне и вели длинные разговоры о голубях. Мы с Витькой больше молчали и слушали.
В один из таких дней Николай, пошарив в ящике кухонного стола, спросил у Анатолия:
– Корм голубям у нас есть?
– Что там у нас? – спросил в свою очередь Анатолий у Витьки.
– Немного семечек, – смущенно ответил Витька. – Нового сторожа поставили у маслобойки. Бегает быстро, зараза.
– Клава, – позвал Николай. – Дай Сереге десятку, пусть смотается на базар купить проса голубям.
– Детям жрать нечего, а он последние деньги на голубей выбрасывает, – разозлилась Клава.
– Хотим кушать, – заныли Генка и Женька.
– Клавочка, голуби тоже божьи твари, – миролюбиво ответил Николай.
Видимо, в этот раз он привез всю получку домой, или еще что, но Клава дала мне десятку и мешочек.
Я пустился бегом на базар.
– Почем просо? – спросил у бабки, продававшей желтые круглые зернышки.
– Это пшено, – ответила бабка.
Я походил, поприценивался и выяснил, что самое дешевое пшено у первой бабки. Купил полный мешочек и получил сдачи четыре рубля. Гордый удачно совершенной сделкой: сдача осталась на еду Генке и Женьке, угодил и Николаю, и Клаве, я вошел в дом.
– Молодец, – похвалил меня Николай, – быстро смотался.
Клава взяла деньги и потрепала меня по волосам. Николай, развязывая мешочек, вытащил горсть зерен.
– Что ты купил? – изумленно спросил он.
– Пшено, – ответил я.
– Я же говорил – просо!
Все склонились над мешочком. Первой засмеялась Клава.
– Ой, не могу! – сквозь смех сказала она. – Хоть дети каши
пшенной наедятся.
– Хотим каши, – загудели Генка и Женька.
– Давай сдачу, – сказал Николай Клаве. – Витька сбегает, купит проса, а то этот муки какой-нибудь принесет.
Клетка
Зима – это занятия в школе. Снег, закрывший белой простыней двор и крыши. Только ненормальные гоняют зимой голубей.
Кинопередвижка застряла где-то в сугробах. Николай сидел без денег, и Клаве было не до голубей. Она украдкой продала две пары чубатых и лапатых голубей. Николай вдребезги разругался с ней. Анатолию пришлось несколько ночей стелить ему постель у себя на кухне. Тетя Аня ворчала, но в душе, видимо, не одобряла Клавы.
В один из этих дней Витька позвал меня.
– Серега, айда делать клетку. Будем спаровывать черного сплошного с чубатой чисто белохвостой.
Черный сплошной, которого мы поймали, быстро прижился. Он спаровывался с неприметной красно-рябой голубкой. Обхаживал ее, напыжившись, волоча крылья по земле. Отгонял соперников. Анатолий да и Витька неодобрительно смотрели на ЭТОТ СОЮЗ. Черный сплошной — породистый голубь, и ПОТОМСТВО ОТ него могло быть очень ценным. Но хорошей голубки на примете не оказалось и голубятники смирились.
Случилось так, что через несколько дней после клавиной продажи вернулась одна голубка. Черная чисто белохвостая, чубатая, удивительно, как она нашла дорогу домой. Ее сразу же спрятали. Вообще-то пойманных голубей не возвращали. Разве что за выкуп. Но кто знает, на каких условиях продала голубей Клава? И не захочет ли она вернуть голубку за выкуп или продать еще раз?
Так возникла идея спаровать черного сплошного с этой голубкой. Мы мастерили на кухне клетку. Анатолий и Николай ужинали за столом. Николай, весь какой-то пожеванный, лениво тыкая вилкой в капусту, рассказывал:
– Клавка что? Ей дети важнее. Голуби – тьфу, пустяк. Она не первый раз их продает. Я этих голубей в Польше насмотрелся. Во время войны с такой бабой познакомился, – оживился Николай. – Хотел ее контрабандой через границу переправить. Да только голубей перевез. И сейчас не пускают. Нельзя на иностранке жениться.
– Куда тебе еще одну жену, – заметила тетя Аня из другой комнаты, – эту прокормить не можешь.
– Могу, – вяло ответил Николай. – Могу.
Мы закончили клетку. Витька принес черного и закрыл его с чубатой голубкой. Голубь забился в угол клетки.
– Ничего, привыкнет, — сказал Николай.
Каждый вечер я прибегал к Витьке посмотреть на эту пару. Голубка расхаживала по клетке, не обращая внимания ни на людей, ни на голубя. Черный сидел в углу, нахохлившись. Так продолжалось много дней.
Мне было жаль черного голубя. Я втайне надеялся, что его упорство сломит Анатолия. Ведь черный с красно-рябой голубкой начали устраивать гнездо… Но в один ИЗ вечеров я увидел, как черный клювом ерошит перья у чубатой голубки, а она, кокетливо опустив крылья, делает вид, что ей это не нравится. Обманщики. Притворы и обманщики.
Весной Николаю предложили в одной из деревень постоянную работу киномеханика в клубе. Выделили хатку.
– Чего болтаться по чужим людям, – говорила Клава. – Огород ни огород, а все свое. Хоть дети наедятся досыта.
И они уехали. Голубей Николай оставил Анатолию. Клава не захотела их брать.
«Блиндаж»
Голубь сидел, нахохлившись, на крыше соседнего дома. И не смотрел в сторону голубятни.
– Больной он, что ли? – засомневался Витька.
Он вспугивал голубей с голубятни на крышу, сыпал зерно на землю. Голубь не обращал внимания.
– Посмотри за ним, Серега, – сказал Витька.
Взял пару голубей, забежал за дом и выпустил их на крышу. Голуби уселись рядом. Чужой переступил лапками и ударил крылом витькиного голубя. Они били друг друга крыльями, старались дотянуться клювом до шеи противника.
Витька вновь сыпнул корм на землю. Потеряв интерес к драке, голуби слетели с крыши. Полет чужого был какой-то странный. Летел косо, хвост держал «шилом». Витька скривился, но промолчал.
Чужой и на земле повел себя нахально. Разбросав крылья в стороны, старался занять побольше места. Бесцеремонно бил других голубей.
– Боец, – заметил Витька.
Голуби поели и один за другим взлетели на голубятню. Чужой и здесь выбил себе самое удобное место.
В эти дни Витька осваивал новый способ ловли голубей. К вершине длинного удилища крепили петлю из конского волоса, осторожно подводили к голове голубя и набрасывали на шею.
Чужой сидел смирно. Витька подвел удилище, дернул, и голубь забился в петле.
– Красный, белохвостый, – определил Витька, расправляя голубю перья. – Посмотри, да он же одноглазый!
Глазница у голубя была затянута серой пленкой.
Вечером Анатолий посмотрел голубя, послушал нас и изрек:
– Ишь ты, «Блиндаж». Клюв великоват. Смахивает на переводка.
И неожиданно выпустил голубя в стаю.
– Зачем ты его выпустил? – вырвалось у Витьки.
– Понравится, пусть живет. А нет – жалеть не будем. Смотри, чтоб не спаровался с какой-нибудь хорошей голубкой.
Переводки – помесь простых голубей и летных – чаще всего сохраняли масть николаевских и полет гунарей.
«Блиндаж» внес беспокойство в стаю. Бесстрашно вступал в схватки с крупными голубями. Слабых избивал беспощадно. Однажды я еле-еле отнял у него молодого голубка. «Блиндаж» ухватил его клювом за шею и мотал из стороны в сторону. Витька зорко следил, чтобы «Блиндаж» не спаровался. А тот как будто был и рад этому. Волочился за всеми голубками подряд. Некоторые кокетничали с ним. А их голуби вступали в драку. Изредка «Блиндаж* впадал в меланхолию. Сидел нахохлившись. Ни на что не обращал внимания. Кому он был нужен? И зачем? Витька косился на него неодобрительно. Лишь Анатолий посмеивался, глядя на проделки «Блиндажа».
Однажды воскресным утром Анатолий запустил пар десять голубей. Стая по невидимой струне свечой поднималась в небо.
– Давай «Блиндажа», – вдруг сказал Анатолий.
«Блиндаж», пущенный мощным броском, косо взмыл вверх, догнал стаю и начал водить ее. Рыскать из стороны в сторону. Лучшие голуби, не делавшие ни одного круга в любую погоду, вдруг поддались этому взбалмошному.
– Сажай их, – махнул рукой Анатолий и ушел со двора.
Больше гонять «Блиндажа» не пытались.
Николай, первое время приезжая из деревни, часто приходил в гости. Новичка он заметил сразу.
– Поймал? – спросил у Анатолия. – Деловой.
– Голуби, что люди, – ответил тот. – Вишь, ходит гордый, словно царь и бог. А толку от него ни на грош.
– В борщ его, – буркнул Витька.
– Не скажи, – заметил Николай. – Продай его. Или поменяй. Какой-нибудь лопух да клюнет.
– Его весь город знает, – засмеялся Витька.
«Блиндаж» погиб трагически. Кот украдкой подобрался к нему в минуты меланхолии со стороны выбитого глаза…
Все-таки жаль голубя.
Аферист
Пожалуй, именно «Блиндаж» и предложение Николая о продаже навели Витьку на мысль об этой афере.
В городке начался настоящий голубиный бум. Только и слышно: кто купил, кто продал, у кого украли, какие вывелись. Самым лучшим голубям давали прозвища. Во двор к соседям зачастили голубятники со всех концов города. Взрослые люди. С положением, как говорила тетя Аня.
– И семьи есть, и положение, – вздыхала она. – Чего их тянет к этим чертовым голубям?
Диковинные голуби Николая постепенно смешались с летными голубями и давали порой самое неожиданное потомство. Одни сохраняли экзотическую форму и прекрасный лет. ЭТИ ценились особенно высоко. Благодаря Клаве, лапатые и чубатые разошлись по всему городку. Их звали «голуби киномеханика». За пару давали хорошие деньги. Корову, не корову, а козу можно было купить.
– Козу бы лучше купил, – сказала тетя Аня одному голубятнику, когда он хвастался купленной парой голубей.
У Анатолия была пара черных чубатых голубей со снежно-белыми хвостами, обрамленными двумя черными перьями. Их знали все голубятники городка.
– Анатолий погнал черных «Одно-на-одно».
Несмотря на заманчивые предложения, Анатолий не соглашался их продавать или обменять. Были еще черные чубатые, наборнохвостые. Но в лет они не шли и большой ценности не представляли. На этом Витька и построил свою комбинацию.
Он вырвал у пары наборнохвостых из хвоста лишние черные перья, превратив их в подобие знаменитых «Одно-на-одно». Продать их опытным голубятникам он не мог. И по количеству перьев хвоста, и по внешнему виду они сразу бы заподозрили обман. Но среди горластых, нахальных и хитрых взрослых выделялся тихий скромный паренек. Он жил с теткой где-то на окраине городка. Ему долго объясняли очевидные вещи. Анатолий называл его «шлепнутым».
Витька неделю шептался с ним по углам и, в конце концов, продал этих наборнохвостых как «Одно-на-одно». Где «шлепнутый» достал деньги – не знаю. Может, собрал и сдал металлолом или бутылки – этим занимались все ребята. Может, что-то спер у тетки и продал. Но сделка состоялась.
Обман раскрылся через пару дней, когда Анатолий демонстративно погнал черных «Одно-на-одно». «Шлепнутый» пришел жаловаться тете Ане, и Витька получил трепку.
– Аферист проклятый, – кричала тетя Аня, – больное дитя обманул.
Почему больное, я так и не понял. А спрашивать не хотелось. Но деньги Витька не вернул, как и не взял назад голубей.
– Я его не обманывал, – утверждал Витька. – Он получил черных
чубатых. Не тех, что хотел. Но разве всегда получаешь, то, что хочешь?
Пари
Последние дни августа выдались жаркими. Ребята целыми днями пропадали на реке. Витька составлял нам компанию.
– В такую погоду ни один голубь не пойдет в лет, – авторитетно говорил он. – А вечером гнать опасно. У Михаила-машиниста две пары остались в ночь и не вернулись.
Воскресным днем тетя Аня заставила Витьку чинить калитку.
– Анатолий с утра где-то шляется. Одни голуби в голове, – бурчала она.
Я остался помогать приятелю. Работа походила к концу, когда появился Анатолий. Не один, в сопровождении двух пожилых голубятников. Анатолий, не говоря ни слова, полез в голубятню. Его спутники вытирали пот с покрасневших лиц.
– Ты что? – бросился к голубятне Витька. – Продавать хочешь?
– Не лезь не в свое дело, – ответил, выбираясь из голубятни Анатолий. – Сейчас они уйдут в точки без единого круга.
– Не мучь понапрасну голубей, Анатолий, – сказал один из голубятников. – Ставь бутылку, и дело с концом.
– Посмотрим, кто будет ставить.
Анатолий сильными бросками запустил голубей вверх и пронзительно засвистел.
Голуби, тяжело хлопая крыльями, начали подниматься вверх. Мы стояли, задрав головы. Вот-вот, казалось, голуби сделают круг и пойдут на посадку. Но Анатолий, всякий раз угадывая этот момент, резко свистел. Голуби поднимались выше и выше. Наконец они поймали поток воздуха, и Анатолий облегченно вздохнул.
– Тащи что-нибудь перекусить, – сказал он Витьке. – А вы давайте за бутылкой.
Вскоре троица расположилась под деревьями. Голубятники время от времени поглядывали вверх. Анатолий только посмеивался. Я и Витька пошли на речку.
Анатолий вскоре женился. Витька увлекся футболом.
Мясо у летных голубей жесткое, невкусное. И постепенно все больше в голубятне становилось простых голубей. Ленивых и толстых.
– Хоть какая польза, – говорила тетя Аня.
А я… на всю жизнь сохранил любовь к летным голубям. И хоть все реже среди новостроек микрорайонов увидишь голубятню, нет-нет да и услышишь знакомое хлопанье крыльев или увидишь в небе пару голубей. Хлынет потоком детство. И все хорошее, что было в нем. Трудном, послевоенном. Голубином…
Брест, 1979 г.
Ответить